Новый учебный год начался. Провожая своего ребенка в школу, каждый родитель желает ему успехов, новых знаний, достижений и, конечно, здоровья. К сожалению, хронические заболевания, трудности в обучении, повышенная утомляемость у современных школьников нередки. Спрос рождает предложение: среди многоликого разнообразия традиционных и нетрадиционных методик, обещающих успешное разрешение всех этих проблем, трудно сориентироваться даже специалисту-педагогу, не говоря уже о неискушенных родителях. Стоит ли говорить, какую осторожность следует проявлять, прежде чем довериться специалистам, практикующим новые, нетрадиционные методы оздоровления и развития - ведь речь идет о здоровье и дальнейшей судьбе вашего ребенка.

Не исключено, что ваш ребенок, как, например, воспитанники Московского интерната №1, в этом году будет обучаться по новейшему методу Бронникова. О подлинной же сущности метода, предлагаемого в качестве оздоровительного и развивающего, родители и учителя, будучи вовлеченными в многообещающий эксперимент, узнают последними. Если вообще проявят достаточно любопытства и настойчивости, чтобы узнать.

Метод развития невостребованных способностей человеческого организма и, прежде всего, мозга, был разработан академиком В.М. Бронниковым, уроженцем города Феодосии, ныне президентом созданной им и группой последовавших за ним единомышленников в 1994 году в Москве Международной академии развития человека (МАРЧ). Как гласит текст рекламного буклета МАРЧ, "в основу метода были положены широкомасштабные многолетние научные исследования. Научно-исследовательская работа проводилась на кафедре компьютерной физики МГУ под руководством профессора Ю.П. Пытьева, где было доказано, что ученики В.М. Бронникова сознательно управляют длиной волны". Таков механизм современного маркетинга - вряд ли удалось бы успешно реализовывать товар, не имеющий логотипа "доказано наукой". Для особо недоверчивых из потенциальных покупателей в объявлениях приводится номер патента на соответствующее изобретение, а затем и главный козырь - фотографии Вячеслава Михайловича и его учеников с Натальей Петровной Бехтеревой, академиком РАН и РАМН, директором Института мозга человека. Интересно отметить, что если славная биография и научные регалии заслуженного ученого приводятся в буклетах МАРЧ подробно и неоднократно, то о научном пути В.М. Бронникова "история умалчивает". Взамен читателю предлагается совершенно мистическое жизнеописание президента МАРЧ (но об этом далее). Упоминание же о том, что "о результатах проведенных исследований Н.П. Бехтерева направила письмо президенту Российской Федерации В.В. Путину", оказывает на клиента просто магическое воздействие. Таким образом, изобретение Вячеслава Михайловича распространяется весьма успешно: в настоящее время центров, работающих по методу Бронникова, только в России более 60. Сеть структурных подразделений МАРЧ охватывает Казахстан, Беларусь, Узбекистан, а также страны дальнего зарубежья. В чем же заключается суть метода Бронникова? Попробуем ответить на этот вопрос словами самого автора метода.

"Бог триедин. Во всем надо искать триединство. Мы знаем неорганическое вещество, органическое вещество. А что вы знаете о третьем веществе? Такие явления, как информация, энергии, плазменные процессы и другие относятся к третьему веществу. Все начинается с божественного триединства: Бог Отец, Бог Сын и Святой Дух. Бог Отец - это структурное вещество. В человеческом организме есть три функции - подсознание, сознание и сверхсознание. Сверхсознание - представитель плазменных процессов в человеке. Это свойство управления тонкоматериальными явлениями". Обратите внимание, цитата взята "из научных работ Бронникова (Начало. Информационный вестник Феодосийского Центра Развития Человека. 2000, №2, с.2). "В настоящее время наукой открыты продольные волны, хрональные, лептонные, торсионные поля, созданы новые технологии и приборы механики третьего поколения, химии второго поколения. Познаны закономерности сверхсознания человека, биокомпьютера мозга и многое другое, но множество людей и не слышали об этом". Ну вот, зато теперь, благодаря г-ну Бронникову, наконец-то слышим. Собственное эзотерическое учение Вячеслав Михайлович излагает весьма охотно. В чем же заключается научность метода, доказанная, по словам его создателя, компетентными учеными-физиками, понять оказывается весьма мудрено. Скрывая сущность метода за искусно сотканным из наукообразных терминов занавесом, в ответ на прямой вопрос г-н Бронников вежливо шутит: "Вы хотите найти провод от телефона, а мы пользуемся сотовым". Так же уклончиво отвечает Вячеслав Михайлович и на вопрос о безопасности его метода: "Говорят: "Что безопасно - то неэффективно". Вы же не режете хлеб тупым ножом - берете острый. Наша технология высокоэффективна. Это подтверждено научно, лабораторно доказано. Тем более надо работать очень серьезно, грамотно, придерживаться рекомендаций и предостережений".

Эзотерическая литература, издаваемая Бронниковым, поражает своей неоригинальностью. Это гремучий коктейль, смешанный из таких хорошо знакомых компонентов, как оккультные откровения Рерихов и Блаватской, антропософия Штайнера, тибетская "Книга мертвых", древнеславянское язычество, йога, медитация. Эклектичность новой религиозной программы подчеркивают сами ее адепты: "Мы предлагаем создать в Феодосии стену сокровенных знаний, - крепостную стену трехметровой высоты, в которую будут вмонтированы гранитные плиты с надписями и цитатами, отобранными из различных священных источников: Библии, Апокрифов древних христиан, Корана, Талмуда, Авесты, Даосской мудрости, магических и других произведений". Нисколько не опасаясь обнаружить явный дилетантизм не только в христианских богословских вопросах, но и в области восточных религий, последователи Бронникова заявляют, в частности, следующее: "Каждая из мировых религий несет в себе одно из таинств воскресения: у христиан - закон Крещения, в исламе - закон Брачного Чертога, в буддизме - евхаристии (?!)".

Центральное место в системе сокровенных знаний отводится новоявленному учителю и пророку Эры Водолея - разумеется, г-ну Бронникову. "Вячеслав Михайлович Бронников - необычный человек", - поясняет издаваемая им самим газета "Начало". Необычно в его жизни все - от происхождения Вячеслава Михайловича из рода испанских инквизиторов до истории создания МАРЧ. "Третий ребенок у Азы (так все звали мать Бронникова) родился мертвым. В обеденный час дома не было никого, и помочь матери было некому. Но вдруг пришла незнакомая женщина - татарка - и оживила ребенка. До 7 лет мальчик постоянно болел, не раз находился между жизнью и смертью. Сейчас Вячеслав Михайлович понимает: шла постоянная борьба, внутри него боролись некие силы. В 2,5 года он был сильно напуган, стал заикаться и почти перестал говорить. Он обучался во сне. (Такой способ передачи информации, наиболее высокоэффективный и достаточно распространенный, называется "Школой небесных бессмертных святых" ) Изучал боевые технологии, астрологию, геронтологию, гипноз, телепатию. Во сне приходил учитель. В жизни они встречались лишь раз. Вячеславу в ту пору было 10 лет. Баба Поля повезла его в Тульскую область в город Богородицк (какое название!), на родину отца, повезла его по святым местам, для определенного посвящения. Во время прогулки по окраинам города мальчику встретился мужчина, от которого исходило удивительное тепло. Он без слов сказал: "Тебя ждет большое будущее". Несмотря на пережитые тяготы детства и болезни юности (сопровождавшиеся, по-видимому, зрительными и слуховыми галлюцинациями), президент МАРЧ полон творческих сил и энергии: "...время раскрытия этих тайн только приходит. Это очень сложная тема, показать ее в видеоряде очень сложно, надо быть большим специалистом в данных областях - художником, системщиком, аналитиком и организатором. Такая работа под силу только В.М. Бронникову, владеющими всеми этими качествами. В этом он видит одно из своих важнейших предназначений, считая себя "человеком-дискетой", имеющим требуемую ответственность в передаче людям знаний о человеке, социуме, природе и космосе". Не вызывает сомнений у последователей Бронникова и его пророческий дар: "До сих пор все, о чем говорил Вячеслав Михайлович, сбывалось".

К сожалению, сейчас мы не можем судить достоверно о том, по каким именно "святым местам" возила маленького Вячеслава его любимая баба Поля. Зато теперь последователи "человека-дискеты" Бронникова почитают собственные "святые места", совершая туда ежегодные экспедиции. Нетрудно догадаться, что "землей обетованной" бронниковцами назначена родина пророка - Феодосия. "Феодосия - город посвящений и инициаций, Импульса Святого Духа", - это заголовок с первой полосы бронниковской газеты "Начало". А вот что далее сообщает нам информационный вестник Феодосийского Центра Развития Человека: "Из легенды известно, что величайший на Земле египетский маг Гермес Трисмегист - бог Тот - был похоронен в Феодосии. В его честь и был назван город: Феодосия - Богом данная". Комментарии, как говорится, излишни.

"Феодосия и ее таинства связаны с Карадагом. Карадаг - это не просто единственный потухший вулкан на территории бывшего СССР. Это врата в Преисподнюю, которые охраняет древний Дракон - "Карадаг"" (обратите внимание, что слова "преисподняя" и "дракон" напечатаны с большой буквы). Вот, оказывается, откуда родом любимый персонаж бронниковцев - Дракон, в образе безобидной игрушки проникающий даже в детские сады. "Ребенок принес в детский сад игрушечного дракончика, и я вдруг вспомнила упражнение "Дракончик", - восхищенно пишет о методе Бронникова Н. Калугина, методист-воспитатель детского сада №1 г. Феодосии. - Я сказала: "Знаете, что любит дракончик? Он любит дышать энергией солнышка и земли. Солнышко посылает нам свою солнечную энергию, а земля посылает нам космическую энергию, потому что она тоже находится в космосе. Давайте мы вместе с нашим дракончиком попробуем подышать энергией".

"Эра Водолея вносит свои коррективы, влияя на общественное мнение" (Начало. Информационный вестник Феодосийского Центра Развития Человека, 2000, №1). С этим высказыванием трудно не согласиться. Оккультная терминология прочно вошла в лексикон наших современников, что значительно облегчает доступ адептов МАРЧ в умы и сердца. Эфирное тело, карма, прокачка энергии - все эти понятия хорошо знакомы как первокласснику, насмотревшемуся мультфильмов вроде "Охотников за привидениями", так и остепененным сотрудницам различных НИИ и директорам школ, не брезгующих порой заглянуть в гороскоп или произвести перестановку мебели в соответствии с восточной премудростью фэн-шуй. Бронниковцы прекрасно понимают, кто удобряет почву для посева идей МАРЧ - в этой связи весьма примечателен список видеофильмов и литературы, рекомендуемый газетой "Начало": "Матрица", "Воспламеняющая взглядом", "Секретные материалы", "Даосская йога", "Эниология", "Телепатия".

"В конце XIX века Дракон - Карадаг стал просыпаться. Сопровождающие эти процессы Духи начинают все более активно себя проявлять и взаимодействовать с людьми" (Начало. Информационный вестник Феодосийского Центра Развития Человека, 2000, №2, с.1). Как православные христиане, мы знаем, что духи, "сопровождающие эти процессы", активно пытаются взаимодействовать с людьми со времен Адама и Евы. "Анализируя психологию людей, - пишет В. М. Бронников, - я пришел к выводу, что именно бывший советский человек, не русский и украинский, а советский, способен воспринять совершенно новые, нетрадиционные знания". Действительно, чтобы прельстить бывшего советского человека, от голода по Истине готового проглотить любой религиозный суррогат, не требуются тонкие образы искушений, описанные в древних патериках. Для него сойдет и откровенная, ничем не прикрытая бесовщина. Движение, основанное, несомненно, одержимым человеком и практикующее языческое призывание духов, растет и ширится. По данным МАРЧ, в Москве уже обучено по методу Бронникова более 2,5 тыс. детей. Создана система непрерывного образования детский сад - школа - вуз. К сожалению, религиозно индифферентным гражданам, проглотившим наживку современных образовательных и медицинских технологий, очень сложно объяснить, с какими силами они имеют дело. Только потом, пройдя все прелести неоязыческого оккультизма, иная просвещенная мамаша с квакающим и лающим ребеночком заходит в кабинет психоневролога, и, видя у врача на столе икону, шепотом спрашивает: "Вы не знаете, в каком монастыре отчитывают от порчи?"

Сегодня хотел бы предложить читателю немного поразмышлять на тему поста. А если быть более точным, то обсудить проблему питания во время поста. Что такое пост? Для чего он нужен? Какую пищу можно вкушать во время поста? Как священнику, мне довольно часто приходиться слышать подобные вопросы, особенно при приближении многодневных постов.

Если быть кратким, то пост – это воздержание. Воздержание не только в пище, но и помыслах и действиях. Пост имеет две составляющие: телесную и духовную. "Полезен нам пост телесный, ибо умерщвляет страсти. Но пост душевный непременно нужен, так что и телесный пост без него - ничто. Многие постятся телом, но не постятся душой. Многие соблюдают пост в пище и питии, но не постятся от злых помыслов, дел и слов. Какая им от этого польза?" (свт. Тихон Задонский). Продолжая мысль святителя Тихона и основываясь на своем священническом опыте, могу сказать, что польза от такого поста минимальная. Но пост телесный – это первая ступенька к настоящему посту.

Пост как праздник

Особенно актуально этот вопрос стоит у людей, недавно пришедших в храм. Православная традиция предписывает поститься в среду и пятницу, а также в течение многодневных постов. Всего из 365 дней в году постными являются около 200. Действительно, у человека, не готовому к такому образу жизни, пост может вызвать некоторые затруднения. Но, с течением времени, воцерковляясь, человек уже не мыслит себе жизни без поста. Особенно это становится заметным, если человек наряду с телесным постом прилагает все силы для поста духовного.

Я знаком со многими людьми, для которых пост – это праздник. Праздник особой молитвы и покаяния. В эти моменты молитва им приносит великую радость, а слезы покаяния очищают душу и зовут на исповедь. Что может быть радостнее того чувства, когда священник, положив эпитрахиль на голову, читает разрешительную молитву? В этот момент понимаешь, что Сам Господь прощает и разрешает от всех грехов. А приступая к Святым Христовым Тайнам осознаешь, что вот она – Трапеза Господня, вкушающий которую человек не будет алкать во веки. Но чтобы эти радостные чувства посетили душу и сердце, необходимо достойно подготовить к этому тело.

Тело, отягченное страстями и похотью, не дает душе раскрыть двери сердца и впустить туда Самого Бессмертного Бога, дающего Жизнь Вечную. Поэтому то и нужен пост телесный, очищающий и смиряющий тело, помогающий в борьбе со страстями, укрощающий похоть и примиряющий душу с телом. И лишь тогда, человек примирившись с самим собой, очистив душу и тело, открыв сердце своему Богу и Спасителю, "уклоняется от зла и сотворяет благо" (1 Пет. 3, 11). Вот в этом и есть действенность истинного поста.

Истинный пост знает во всем меру

Можно почти с уверенностью сказать, что вышеописанное духовное и физическое состояние человека – это идеал поста. Но на практике часто бывает далеко не так. Как правило, в столь сложном деле, как пост, многие люди впадают в крайности. Это особенно часто наблюдается у людей не имеющих опытного духовного наставленника.

Некоторые начинают брать на себя тяжелые молитвенные подвиги, забывая о рабочих и домашних обязанностях, другие изнуряют себя тяжким телесным постом, итогом которого зачастую становится физическое истощение организма или обращение к врачу. Забывая о ближних и убивая свое тело, человек не становится ближе к Богу, а фактически грешит. В подобном состоянии человек начинает уподобляться лукавому, который не ест и не пьет, но творит свои гнусные дела. Поэтому такой пост не угоден Господу.

Истинный пост знает во всем меру. Он не безрассудный, а осмысленный. Пост смиряет тело, но просветляет душу. «Общее правило умеренности воздержания состоит в том, чтобы каждый сообразно с силами, состоянием тела и возрастом столько пищи вкушал, сколько нужно для поддержания здоровья тела, а не сколько требует желание насыщения» (прп. Кассиан Римлянин).

"Как зелень травную даю вам все"

Размышляя о посте, необходимо коснуться и того, какую пищу можно вкушать православному христианину во время поста. Сразу постараюсь дать определение. Постная пища – это пища растительного происхождения, т.е. все продукты питания, которые произрастила земля и их производные.

Согласно Библии, первоначально для питания человека предназначалась лишь растительная пища. "Вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; - вам сие будет в пищу" (Быт. 1, 29). Впрочем, даже в райском саду первым людям было дано повеление не есть плодов определенных деревьев, а нарушение этой заповеди, как гласит Библия, привело к изгнанию людей из рая.

В дальнейшей библейской истории после Всемирного потопа Ною и его потомкам Бог разрешил питаться и продуктами животного происхождения. "Да страшатся и да трепещут вас все звери земные, (и весь скот земной,) и все птицы небесные, все, что движется на земле, и все рыбы морские: в ваши руки отданы они; все движущееся, что живет, будет вам в пищу; как зелень травную даю вам все" (Быт. 9, 2-3). Но при этом воспрещалось есть живую тварь, кровь и, соответственно, мясо с не стекшей кровью (в частности, "удавленину"): "Только плоти с душею ее, с кровью ее, не ешьте" (Быт. 9, 4). В отличие от простых указаний для всех людей, Моисеево законодательство предписывало огромное множество всевозможных пищевых ограничений, например: "не вари козленка в молоке матери его" (Исх. 23, 19).

В праздник опресноков не разрешалось есть хлеб, приготовленный на дрожжах и закваске (квасное) (Исх. 12, 20). Все животные разделялись на чистых и нечистых, употреблять в пищу можно было только мясо первых (Лев. 11). Эти ограничения выражали общую идею о том, что человек, избранный к служению Единому Святому Богу, должен быть сам свят и чист во всех отношениях, и ему должна соответствовать лишь "чистая пища". Несомненно, что данные указания имели и гигиеническое значение, например, запрещение употреблять мясо растерзанного диким зверем животного или пользоваться оскверненной мышами и насекомыми посудой.

С течением времени эти запреты обрастали "преданиями старцев", мелочными подробностями, порой несущественными, но возводимыми в ранг непререкаемых. В результате к первому веку в Иудее сформировалась религиозная партия фарисеев, которая главную цель человека видела в неукоснительном соблюдении бесчисленных предписаний.

Психология фарисейства хорошо передана в евангельской притче, где фарисей, молясь Богу, радовался, что он не таков, как другие люди, - исполняет Закон, постится два раза в неделю и жертвует на храм десятую часть дохода. Христос обличил лицемерно постящихся фарисеев, заботящихся о внешней чистоте и совершенно не вспоминающих при этом о внутренней. В этом контексте упразднены были и повеления о чистой и нечистой пище: «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его... Потому что не в сердце его входит, а в чрево, и выходит вон, чем очищается всякая пища... Исходящее из человека оскверняет человека. Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, ... убийства, кражи, ... злоба, ... гордость, безумство, - все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека» (Мк. 7, 15-23). Обобщая слова Спасителя, апостол Павел дал конкретные указания о пище: «Ради пищи не разрушай дела Божия. Все чисто» (Рим, 14, 20).

Найти в магазине постное...

Таким образом, чиста вся пища, употребляемая нами. Остается лишь ее разделение на постную и скоромную. Теоретически все предельно просто. Но так ли все происходит на самом деле? Когда наступает время поста, то для многих православных христиан становится целой проблемой найти среди разнообразия продуктов, предлагаемых в магазинах и на рынках, постные продукты питания. Конечно, это не относится к овощам и фруктам. Понятно, что если на прилавке лежит картошка, то принять ее за мясо никак нельзя. И отличить курицу от банана также вполне реально.

Сложность при покупке постных продуктов питания многие находят в определении состава смешанных и производных продуктов. Так в чем же суть проблемы? Приведу один пример. Однажды ко мне обратилась женщина с просьбой подробно рассмотреть упаковку с лапшой быстрого приготовления и высказать свое мнение о том, возможно ли вкушение данного продукта во время поста. Мотивировала она свою просьбу тем, что никак не может доказать подруге, что лапша не является скоромным продуктом.

Первое, что бросилось в глаза – это название: «Куриная лапша». Повернув упаковку, я начал подробное изучение состава продукта. К своему удивлению, я не нашел в составе ни куриного мяса, ни животного жира, ни даже яиц. Зато в составе был «ароматизатор «Куриный», идентичный натуральному». Было понятно, что данный продукт питания вполне можно отнести к постным. Я высказал женщине свое мнение. Но при этом поинтересовался, что же смущает в данном вопросе ее подругу. Оказалось, что ее смущает название и запах готового продукта. По всей видимости, это было большим искушением для человека. Каково же было разочарование моей собеседницы, когда я не благословил больше вести разговоров с подругой о «Куриной лапше» и, тем более, вкушать данный продукт при ней.

Конечно, я должен был обосновать мой запрет. Для этого я привел слова апостола Павла: «Если же за пищу огорчается брат твой, то ты уже не по любви поступаешь. Не губи твоею пищею того, за кого Христос умер, … худо человеку, который ест на соблазн. Лучше не есть мяса, не пить вина и не делать ничего такого, отчего брат твой претыкается, или соблазняется, или изнемогает» (Рим, 14, 15, 20-21). Моих аргументов было вполне достаточно. Получалось, что не согрешит ни женщина, ни ее подруга, хотя одна будет есть лапшу, а другая нет, т.к. «пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем» (1 Кор, 8, 8). Самое главное в сложившейся ситуации – сохранить любовь к ближнему, ибо «любовь есть исполнение закона» (Рим. 13, 10).

На самом деле, вопрос о постной и скоромной пище стоит в данное время достаточно остро. Кто-то из читателей, возможно, узнал себя в роли женщины, подробно изучившей состав продукта. А кто-то, наоборот, не станет есть его, чтобы не соблазниться чем-то более весомым. Пример, приведенный мной, – один из многих. Многие люди считают, что шоколад является скоромным продуктом. Абсолютно согласен, если это молочный шоколад. Но в темном и черном шоколаде нет молока и молочных продуктов. Его получают из какао. А о полезных свойствах шоколада и говорить не приходится. И, конечно, его можно вкушать в пост.

А теперь уместно коснуться продуктов, которые содержат некоторые животные составляющие. Возьмем для примера яичный порошок, который содержится во многих продуктах питания. Трудно назвать продукт, получаемый особой обработкой яичного желтка, полноценным куриным яйцом. Или сухое молоко и сливки – вкусным парным молоком и пышными сливками. Все это специальным образом обработанные продукты, имеющие мало общего с оригиналами. Поэтому, если не есть пищу, содержащую яичный порошок, тогда не стоит есть и хлеб, в который добросовестный производитель также добавляет яйца, а иногда и молоко.

Тем не менее, некоторые отечественные производители, заботясь о постящемся люде, начали выпускать некоторые продукты питания, раннее известные как скоромные, но теперь не содержащие животных оставляющих. Можно привести в пример постный майонез, который по вкусовым качествам не уступает обычному. Мне приходилось также видеть постную колбасу, приготовленную из сои. А если разбираться более подробно, то многие вареные колбасы, предлагаемые в продаже, совершенно не содержат мяса. Его полностью заменяет соя. Но об этом производители не пишут на этикетке.

"Ешьте без всякого исследования..."

Пытаясь разобраться во всем этом изобилии продуктов питания, недолго дойти до откровенного буквоедства и фарисейства. От чего и предостерегает апостол Павел: «Все, что продается на торгу, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести, ибо Господня земля, и что наполняет ее» (1 Кор. 10, 25).

Так что же посоветовать читателю, чтобы разобраться в вопросе правильного питания во время поста? Человеку сомневающемуся не стоит лишний раз искушаться, и пусть ему каждая булка будет скоромной. Человек, имеющий знание, пусть не искушает своим знанием сомневающегося, ибо «от знания … погибнет немощный брат, за которого умер Христос» (1 Кор. 8, 11). И те, и другие пусть соблюдают слова апостола Павла: «Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию. Не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни церкви Божией, так, как и я угождаю всем во всем, ища не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись» (1 Кор, 10, 31-33). Всем нам необходимо помнить, что «Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе» (Рим, 14, 17). Аминь.

Источник:

http://www.pravmir.ru/

Доклад на V богословской конференции о Таинствах Церкви. Источник: http :// theolcom . ru  

«Материя таинства — это взаимная любовь, которая содержит цель в самой себе, т. к. дар Святого Духа делает из нее «нерушимый союз любви», что позволяет святому Иоанну Златоусту дать великолепное определение: «Брак есть таинство любви» (P.G.51.230) Павел Евдокимов «Православие»1

1

Бог стал свидетелем брака в Кане Галилейской, чтобы брак свидетельствовал о жизни триединого Бога. Значение этой мысли может пояснить аналогия, которая содержится в известной патристической максиме: Бог стал человеком, чтобы человек стал богом. Отношение между этими двумя утверждениями глубже простого параллелизма; в нем заключен призыв к осмыслению фундаментальной антропологической перспективы «таинства любви».

«Лишь любовь соединяет существа с Богом и соединяет их с другими существами» (Авва Фалассий). Данное основополагающее начало святитель Иоанн Златоуст усматривал в браке: «Любовь изменяет саму сущность вещей… Лишь любовь творит из двух существ одно». Целый ряд подобных свидетельств святоотеческой эпохи на протяжении многих веков оставался подспудным слоем предания и ожидал вынесения его в центр внимания мысли о человеке.

В наши дни митрополит Каллист развивает труды Павла Евдокимова, прот. Иоанна Мейендорфа и находит в таинстве брака «прямое выражение способности человеческой личности быть образом и подобием Святой Троицы. Сотворенная быть иконой триединого Бога, человеческая личность создана для взаимной любви, а значит прежде всего любви мужчины и женщины»2. В первой главе книги Бытия сказано: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт 1. 27). Согласно свидетельству книги Бытия различие мужского и женского является отражением самого божественного образа: “Образ Божий дан не отдельно мужчине или отдельно женщине, но им обоим вместе. Он находит свое исполнение в их взаимоотношении, в той «взаимности», которая их соединяет»3.

Подлинная человечность явлена в сопричастности двух человеческих существ друг другу. Тезис о человеке как образе Бога приводит к существенному выводу: «Я нуждаюсь в тебе, чтобы быть самим собой». Не в изолированности, а в сообществе проявляется божественный образ; первоначально — в союзе мужа и жены, являющемся основанием всех иных форм жизни людей. На универсальности этого положения митрополит Каллист останавливается особо: «Монахи и миряне, которые не призваны к браку, для того чтобы стать в подлинном смысле людьми, должны осуществить иным образом эту способность к взаимной любви, которая находит свое первое воплощение в отношении мужчины и женщины в браке”4

Дискурс о радикальном кризисе брака и семьи во второй половине XX века стал вызовом, на который отвечают православные богословы и философы. Данный вызов и реалии нового опыта жизни семей на переживаемом нами рубеже эпох стимулируют разностороннее освещение вопросов антропологии брака. Но не следует преуменьшать связь «новых идей» в данной области с аксиомами православного Предания. Святой Иоанн Златоуст утверждал: «Когда муж и жена соединяются в браке, они являют образ не чего-нибудь земного, но Самого Бога». Святой Амвросий Медиоланский полагает, что род человеческий «хорош» в единстве мужского и женского. Диада Адам-Ева, мужчина-женщина отражает множественность в Боге, который, будучи «Один», говорит «Мы» (Быт 1. 26). Климент Александрийский относит к браку слова Христа: «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф 18. 20).

Православное учение о таинстве брака, о семье как «малой Церкви (ecclessia mikra по выражению св. Иоанна Златоуста) во множестве случаев вызывает недоумение у современного секулярного мышления. Вопросы вызывает также истолкование расхождений во взглядах христиан различных традиций на бракосочетание и проблему развода. Но рассмотрение вопросов и недоумений требует существенного расширения богословского и философского контекста нашей темы, выявления связи между таинством брака и другими основополагающими актами в жизни людей. Философская герменевтика человеческих поступков, увы, почти не вводит в поле своего рассмотрения сакраментологические сюжеты.

Специалистам по вопросам сакраментологии, сосредоточенным на взаимоотношениях таинств между собой, не может быть безразлична их связь с широким полем событий человеческой жизни, происходящих до и после праздничной службы. Это направление развивают исследования «литургии после литургии». Подобным образом есть смысл наметить связь церковной формы брачного «обещания» с иными формами таких основополагающих актов человеческого бытия как обещание, прощение, любовь.

Герменевтика любви призвана выявлять те смыслы и события, которые не попадают в поле зрения других стратегий интерпретации. «Лишь любовь познает Любовь»5. Откровение «Бог есть Любовь — ho Theos agape estin » (1Ин 4. 8) меняет видение каждой сотворенной формы, несущей в себе Его образ и подобие. Движимое любовью созерцание в особой перспективе открывает связи явлений, не улавливаемые под другим углом зрения: малейшие осуществленные в мире события любви, но также цепочки актов, ведущих к ее разрушению. «До тех пор, пока у супругов, как у Эммауских путников, не откроются глаза, и они не увидят Христа друг в друге, их брак, даже страстный, спаянный, радостный, останется лишь перемирием двух эгоизмов, двух влечений, двух потребностей, наконец двух удобств».6

Таинство любви, каждый из его элементов заслуживает внимательного соотнесения с другими, на первый взгляд далекими событиями человеческой жизни, каким бы ограниченным ни казался частный опыт их взаимного освещения.

2

Присутствующий на православном таинстве венчания западный христианин может быть удивлен, как отмечает митрополит Каллист, двумя вещами: отсутствием и присутствием. Отсутствует элемент, составляющий ключевой этап западного обряда венчания — обмен клятвами. Присутствует момент которого не знает западный обряд — увенчание венцами (у славян венцы золотые, серебряные или из других металлов, у греков — гирлянды цветов, порой искусственных).

И восточная, и западная форма обряда венчания включает благословение кольцами невесты и жениха. Кольца символизируют и для восточных, и для западных христиан обет взаимной верности друг другу, скрепляющий новый союз.

Символ обета сопровожден в западной традиции торжественным актом обмена обещаниями. Последний элемент отсутствует в греческой практике: здесь венчаемые не произносят слов обещания; на всем протяжении обряда не предполагается эксплицитных высказываний ни женщины, ни мужчины.

В современных греческих богослужебных изданиях только упомянуто, что перед началом службы священник спрашивает у молодых, вполне ли свободно они принимают решение объединить свои судьбы, и убеждается в их взаимном согласии. Но это недавний подход. Никакого упоминания о вопросе, задаваемом молодой чете, нет в греческих литургических книгах XIX века и начала XX-го.

Русская богослужебная практика предполагает определенные вопросы. Их ввел в литургические книги на церковнославянском языке в начале XVII века митрополит Киевский святитель Петр Могила. Форма вопросов была заимствована из католической практики. Священник задает вопросы в самом начале последования венчания в тот центральный момент богослужения, когда последования обручения завершено и жених с невестой трижды обменялись кольцами. Они выходят на середину храма и становятся на плат, разостланный перед аналоем, на котором лежат крест, Евангелие и венцы. Хор встречает их пением Псалма 127. Следующие далее вопросы касаются добровольного ручательства и свободы от связанности обещанием третьим лицам. Процитируем это место из последования венчания: «…вопросы лучше всего произносить на русском или родном языке брачащихся, например, в такой форме:

«Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем ( имя невесты ), которую видишь здесь перед собою?»

Ответ: «Имею, честный отче».

«Не связан ли ты обещанием другой невесте?»

Ответ: «Нет, не связан».

Затем, обратившись к невесте, священник спрашивает:

«Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть женою ( имя жениха ), которого видишь перед собою?»

Ответ: «Имею, честный отче».

«Не связана ли обещанием другому жениху?»

Ответ: «Нет, не связана».7

После завершения этой вопросо-ответной процедуры естественный брак является заключенным. Митрополит Каллист отмечает в этой славянской форме отсутствие эксплицитной «присяги» или «клятвы»; «договорное измерение, столь определенное в западном обряде, вовсе отсутствует в православном обряде. Это отличие в литургической практике выражает различие в сакраментальном богословии». 8

Согласно православному вероучению таинства совершает священник, а не венчающиеся; в центре обряда благословение данное Церковью, а не договор и согласие партнеров. Данное отличие не сводится к техническим деталям, ведь оно имеет определяющее значение в бескомпромиссном подходе к вопросу о разводе в римской практике и открытости этого вопроса в восточной «икономии».

Вместе с тем не следует преувеличивать значение упомянутого отличия. Понятие «обещание» открывает определение брака в русском православном катехизисе: «Брак есть таинство, в котором при свободном , пред священником и Церковью, обещании женихом и невестою взаимной супружеской верности, благословляется их супружеский союз, во образ духовного союза Христа с Церковью и испрашивается им благодать чистого единодушия к благословенному рождению и христианскому воспитанию детей»9.

Отец Иоанн Брек в статье «Sexuality, marriage and Covenant Responsibility» подчеркивает значение библейской темы Завета, союза, договора для православного понимания брака. Ключевое понятие статьи — Covenant — объединяет понятия завета и договора. Автор подчеркивает: «В любом случае обе стороны договорного союза берут на себя обязательство безусловной верности исполнять залог или обещание, которое продлится навечно»10. Теперь наметим связь между богословием брака и современным философским анализом темы обещания.

3

Парадокс обещания современный мыслитель находит там, где его не замечали. Габриэль Марсель пишет: «Сказать человеку: «Я тебя люблю» — то же самое, что сказать ему: «Ты будешь жить вечно, ты никогда не умрешь»11.

Как возможно это дерзновенное обещание? Вне контекста таинства оно кажется несбыточным, ошеломительным. Таков один из важнейших стимулов пробуждения философии от секулярной «спячки» и безразличия к теме обещания.

В строгой и систематической форме развивает философию обещания такой признанный лидер современной герменевтики, как Поль Рикер. Фундаментальная антропология, согласно концепции Рикера разграничивает два не сводимых друг к другу измерения идентичности:

– idem характеризует, например, генетическая формула индивида, неизменная от зачатия до смерти в качестве биологической основы его идентичности;

– ipse отличатся от физической самотождественности и характеризуется словесными актами; например, когда человек дает слово и затем сдерживает его, он тем самым утверждает свою идентичность. Давший слово и сдержавший его — один и тот же человек, но идентичность его никак не сводима к физическому тождеству вещи (или человека, рассмотренного в плоскости его «кода»). Более гибкая и уязвимая форма самотождественности открывает широкое поле для осмысления собственно человеческой проблемы идентичности.

Благодаря последовательно проведенному различению двух измерений человеческой идентичности ipse/idem Поль Рикер сообщает самый высокий антропологический статус понятию «свидетельства» и связывает его с концептом «обещание»:

«Свидетель, заслуживающий доверия, — тот, кто по прошествии времени может повторить свое свидетельство. Это постоянство роднит свидетельство с обещанием, а точнее — с обещанием, предваряющим любое обещание: с обещанием его сдержать, сдержать слово. Таким образом свидетельство примыкает к обещанию среди тех актов дискурса, которые определяют идентичность (ipseite) в ее отличии от простой самотождественности (memetи)…»12

Поль Рикер продумывает философию обещания в тесной соотнесенности с темой прощения. Он развивает анализ Ханны Арендт этих основополагающих ориентиров condition humaine. Способность давать и сдерживать обещание, определяя тем самым будущее, рассмотрена Х. Арендт прежде всего в перспективе политической теории и практики. Непреложность договоров и соглашений определяет фундамент римского права — pacta sunt servanda. Горизонтом для темы обещания служит путь Авраама, который послан в чужие страны, «словно командированный для того, чтобы проверять силу взаимных обещаний и порядок, вносимый ими в хаос человеческого мира, пока в конце концов сам Бог в виду этого «хранения» заключил с ним договор. Начиная с римлян во всяком случае теория договора стояла в средоточии политической мысли, и это означает не что иное как то, что в способности обещания видели центральную политическую способность»13.

Акт обещания бросает вызов непредвиденности будущего, неведомого из-за ненадежности человеческого существа, не способного сегодня поручиться за того, кем оно станет завтра. Непредвиденность будущего объясняется также плюральностью среды, сложностью сообщества, в котором движется действие и последствия поступков ускользают от тех, кто их предпринимает. Эти два фактора хрупкости человеческих поступков не менее сокрушительны, чем смертность и «физическое стирание следов, эта основа окончательного забвения»14. Никто не может сам себя простить, «в основе способности прощать и обещать лежат опыты, которых никто не может осуществлять в одиночестве, — они полностью базируются на присутствии другого»15. Прощение и обещание симметричны друг по отношению к другу, если рассмотреть их на шкале времени: прощение обращено в прошлое, а обещание — в будущее. Неотменимость содеянного в прошлом греха есть яд, противоядием от которого служит прощение. Прощение рассекает узел, в котором запутавшиеся узы (прежде связывавшие двух людей), «перекрутились» так, что стали их душить. Но распад человеческих связей в настоящем делает крайне проблематичной саму попытку обратить взгляд в будущее. «Спасительное средство против необозримости — а тем самым против хаотической недостоверности всего будущего, — пишет Х. Арендт, — заложено в способности давать и сдерживать обещание»16. Исходно прощение и обещание как бы стоят «спина к спине» в неравной борьбе с силами розни и распада. По оси времени они расходятся симметрично: первое «относится к прошлому и делает не бывшим нечто совершённое, «грех», который, подобно Дамоклову мечу, нависал бы над каждым новым поколением и в конечном счете погребал бы его под собой»; другое устанавливает указатель на будущее, «где без обязывающих обещаний, которые люди, словно островки безопасности, бросают в грозное море неизвестности, не была бы возможна никакая преемственность человеческих отношений, не говоря уж о постоянстве и верности»17.

Сферу осуществления обеих ключевых человеческих способностей Рикер и Арендт рассматривают преимущественно в области политической философии18. Арендт критически рассматривает ту модель политического устройства (восходящую к Платону), где множество лиц сообщества рассмотрены как проекция индивида, как политический порядок, имитирующий «природу» человека (его деление на дух — душа — тело). Тираническая тенденция такой утопии не только в том, что из многих лиц конструируется одно, а прежде всего в том, что сама модель порядка берется из общения с самим собой, а не с другими. Пример монистического подхода: господство над собой оправдывает и обуславливает господство над другими. Этот монологический круг разрывают метаполитические способности, укорененные в общении с другими, — прощать и обещать. «Только тот, кому уже простили, может простить себе сам; только тот, обещание кому сдержали, может обещать что-то самому себе и сдержать обещание»19.

За рамки практической философии слишком долго выносилось (а во многом и по сей день остается вынесенным) осмысление тех кардинальных последствий, которые прощение способно внести в область дел человеческих. Евангельское откровение о власти прощать — важнейший мотив, который после мировых войн и катастроф ХХ столетия, Х. Арендт и П. Рикер вновь вернули на авансцену современной философии.

«Кто может прощать грехи кроме одного Бога?», — этот вопрос, давно заданный Спасителю, продолжают подымать и сегодня. Оттенок этого вопроса порой встречается и в той среде, где на просьбу о прощении автоматически безучастно может следовать привычное «Бог простит». Смысл этого ответа может быть различен. Среди возможных истолкований его, увы, приходится отмечать и далеко не евангельское.

При автоматизме интонации будущее время ответа означает, что вопрос о прощении пока откладывается; а лицо, к которому обращена личная просьба о прощении, переносит ответ за рамки своей компетенции.

В Евангелиях от Матфея (18. 35) и Марка (11. 25) дано недвусмысленное указание: «И когда стоите на молитве, прощайте, если имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших». Формы богочеловеческой вести людям о том, что власть прощать доверена человеку и дело прощения повседневно в руках людей, многообразны. «И если он семь раз в день согрешит против тебя и семь раз в день снова придет и скажет: каюсь, ты должен ему простить» (Лк 17. 3– 4)20.

4

Тему прощения Х. Арендт и П. Рикер не связывают с проблематикой философии брака. Восполнение этой лакуны напрашивается всем ходом нашего размышления. С.С.Аверинцев подчеркивал максиму брачных отношений: «…Безоговорочное взаимное прощение и безоговорочное взаимное доверие. Супруги, которые приближаются друг к другу чего-то не простив, припрятав камень за пазухой, практикуют блуд в браке»21. Семейный и пастырский опыт приводит отца Владимира Зелинского к выводу: «Прощение означает, что мы принимаем покаяние другого, в каких бы неприметных формах оно ни выражалось. Прощение — это, может быть, самая трудная из заповедей брачной жизни, потому что оно требует отказа от того, от чего человеку труднее всего отречься — от собственного лелеемого страдания»22.

Возвращение блудного сына как притчу о радикальном евангельском прощении митрополит Антоний Сурожский самым тесным образом связывает с богословием семьи.

Символом этой связи служит кольцо. Его дарит отец сыну в знак полного прощения. И смысл обручального кольца по мысли Владыки Антония аналогичен: «…Так говорит отец; но таково же значение и самого кольца. И когда супруги обмениваются кольцами, они именно обещают друг другу, что если когда-нибудь что-либо случится между ними, если когда-нибудь будет ссора или даже неверность со стороны одного по отношению к другому, измена, обман, неправда, — и если он вновь вернётся, то ему ничего не будет поставлено в упрёк. Потому что он вернётся и скажет: «Вот я пришел (я пришла); можешь ли ты принять меня, или твое сердце охладело, или любовь ко мне умерла?» и ответ будет: «Конечно, приди, конечно, я тебя люблю, как любил раньше! Моя любовь когда-то была ликующей радостью; когда ты ушел (ты ушла), моя любовь стала жгучей болью, ожиданием, тоской,– а теперь моя любовь стала вновь ликующей радостью, более светлой, более глубокой, более торжествующей и более уверенной, чем она была до того, как ты ушел (ушла)… » Поэтому, обмениваясь кольцами, супруги дают друг другу обещание и верности, и взаимного доверия — доверия, которое идет гораздо дальше всякой измены и всякой ссоры; и это так прекрасно»23.

Безграничную перспективу прощения открывает подлинное отношение Я-Ты. Но особые границы возникают при попытках перенести прощение в гражданскую, институциональную плоскость. «Политики прощения не существует», — к такому выводу приходит Поль Рикер. Он называет карикатурой на прощение такой институциональный акт как амнистия. Согласно философу, легенда о Великом инквизиторе должна стать шкалой оценки попыток, пускай добронамеренных, принести спасение людям ценой их свободы.

Симметрия прощения и обещания ставится под вопрос. Рикер отмечает: «Ханна Арендт обратила внимание на то, что прощение имеет религиозное значение, а обещание такого значения не имеет»24. Так ли это? Здесь мы сталкиваемся с другой лакуной, восполнить которую должно рассмотрение брачного контекста обещания.

5

Вернёмся к сопоставлению форм и уровней человеческого обещания.

Обещание является первоначальной формой базовых ресурсов солидарности, без которых распадается любое человеческое сообщество. В устной или письменной форме именно благодаря обещанию два человека способны скрепить свое соглашение двумя подписями или рукопожатием.

Данный элементарный и базовый уровень обещания составляет исходную форму жизни сообщества, зачастую не замечаемую под покровом повседневности, подобно основному массиву айсберга глубоко ушедшему в глубь океана.

Эту неотменимую элементарную форму превосходит и преображает более конкретная, более совершенно «воплощенная» форма обещания, явленная в таинстве брака. Обещание жениха и невесты уже не сводится к слову, которое они дают друг другу (хотя, впрочем, и не устраняет его целиком, пускай и обходя молчанием, как в греческом обряде). Обещанием Богу и людям становится само таинство любви, празднуемое Церковью. Обещанием Бога людям становится таинственный акт единения двоих во «единую плоть». Обещанием новой жизни и Нового Завета.

Евангелие и Крест освящают тайну рождения новой семьи, высветляя новый тип взаимной соотнесенности прощения и обещания. Здесь они уже не остаются парой симметричных понятий. Они не расходятся в противоположные стороны по оси времени: прощение — в прошлое, обещание — в будущее. Таинственное вхождение вечности во время изменяет их взаимосвязь, преображает их артикуляцию. Как кратко ее обозначить? В таинстве брака, несомненно, камертоном служит обещание. Этот исходный, ключевой мотив подсказывает, на первый взгляд, мысль об асимметрии в паре обещание/прощение. Но догадка о второстепенном значении другого элемента пары совершенно не согласуется с сутью   брачного таинства. Дистанция между полярным разведением нашей пары понятий преодолена в венчании вовсе не в ущерб одному из них. В последний раз употребим несовершенную геометрическую иллюстрацию и спросим: какая форма годится на смену симметрично расходящимся стрелкам векторов на оси времени: < прощение, > обещание. Новую форму их неразрывного единства знаменует кольцо. Вопрос о смысле обещания, о сути того, что обещано, открывает милость и прощение. Обещание прощения. Обещание безусловного и неустанного прощения — это ли не одно из имен любви? Она «долготерпит, милосердствует, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит…» Воистину, сколько бы о ней не говорили, вторя апостолу Павлу или противореча смыслу его слов, «любовь никогда не перестает»(1Кор. 13.8). Она остается тайной и таинством.

Евхаристическое богословие в ХХ веке составило целую эпоху христианской мысли. Наша эпоха не менее остро нуждается во всестороннем осмыслении «таинства любви». К сотрудничеству богословов, философов в широком гуманитарном контексте нас приглашает сам предмет. Актуальностью такого сотрудничества продиктовано данное фрагментарное сообщение.

В заключение обратимся к исходной мысли нашего размышления: Бог стал свидетелем брака в Кане Галилейской, чтобы брак свидетельствовал о жизни триединого Бога. Каждая черта такого свидетельства нуждается во внимательном осмыслении.

____________________________________________________________________________________

1 Evdokimov P. L’Orthodoxie, P., DDB, 1979; цит. по: Евдокимов П. «Православие», М. ББИ, 2000г. C. 418.

2 Kallistos Ware, «The Sacrament of Love: the Orthodox Understanding of Marriage and its Breakdown»; здесь и далее мы цитируем дополненный и сверенный автором французский перевод : Le Sacrament de l?amour: La conseption orthodoxe du mariage et de son echec // Tout ce qui vit est saint, P., Serf, P. 173

3 Ibid. P. 174 Богословская конференция Русской Православной Церкви «Православное учение о церковных Таинствах»

4 Ibid. 5 Евдокимов . Цит. соч. С..418 6 Зелинский В., Костомарова Н. «Загадка «единой плоти» или попытка задуматься о христианском браке»// Семья в постатеистических обществах. К.:Дух і літера, 2002. С. 87. 2

7 http : www . liturgy . ru / nav / trebi / tainstva

8 Kallistos Ware . Op. cit. P. 181.

9 http:www.liturgy.ru/nav/trebi/tainstva

10 http://orthodoxcounselir.com/articles.htm

11 Истолкование этой мысли см.: Митрополит Антоний Сурожский Таинство любви // Труды. М.:»Практика». 2000. C. 478.

12 Ricoeur P. La memoire, l'histiore,l'onbli; P., Seuil, 2000,p206; сверив с оригиналом и введя небольшие изменения, я цитирую изданный русский перевод: Поль Рикер, «Память, история, забвение», М.:Издательство гуманитарной литературы, 2004, пер. И. И. Блауберг, И. С. Вдовина, О. И. Мачульская, Г. М. Тавризян. C. 229

13 Арендт Х. Vita activа, или о деятельной жизни. Перевод с немецкого и английского В. В. Бибихина. Санкт- Петербург: «Алетейя», 2000. C. 323.

14 Рикер. Там же. C. 673.

15 Там же. 16 Арендт . Там же. C. 314.

17 Там же. 18 В этой связи особую актуальность обретает известный тезис С. Троицкого в его книге «Христианская философия брака», М.:Путь, 1995,с.184–185. «Ни Церковь, ни государство не являются источником брака. Напротив, брак есть источник Церкви и государства. Брак предшествует всем общественным и религиозным организациям. Он установлен уже в раю, установлен непосредственно самим Богом. Бог приводит жену к Адаму, и Адам сам объявляет свой брачный союз независимым от какой бы то ни было земной власти, даже и власти родителей (Быт 2. 24, Мф 19. 6).

19 Там же. C. 315.

20 Данную цитату из Евангелия (как и многие другие) Х. Арендт подробно комментирует: «При чтении этих мест надо никогда не упускать из виду, что даже в новозаветном греческом языке три решающих слова здесь, aphienai, metanoein, hamartanein , имеют обертоны, передаваемые в переводе не полностью. Так, aphienai значит собственно: попускать, допускать, высвобождать и стало быть прощать; metanoein означает просто переменить свой образ мысли , и поскольку оно употребляется также для передачи еврейского schuw , оно означает также одновременно поворот и возвращение, но не раскаяние и покаяние как мы их понимаем; речь идет об отвращении от «грехов», не о сосредоточении на них в покаянии и раскаянии; hamartanein , наконец, это по сути, «ошибка» и «промах», т.е. явно нечто совсем другое чем то, что мы имеем в виду, когда говорим о грехах (см. Heinrich Ebeling . Griechischdeutsches W ц rterbuch zum Neuen testament , 1923). Цитируемый в тексте стих можно было бы поэтому переводить следующим образом: «И если он семь раз на дню ошибется в отношении тебя и семь раз на дню снова придет и скажет: я меняю свой образ мысли, то ты должен отпустить его на свободу». (Там же, C. 317–318).

  21 Аверинцев С. С . «Брак и семья. Несвоевременный опыт христианского взгляда на вещи» в книге София-Логос. Словарь, К.: Дух и литера, 2006. C. 812.

22 Зелинский, Костомарова . Цит. соч. С. 87.

23 см. сайт: http://metropolit-anthony.orc.ru

24 Рикер . Цит. соч. С. 675.

Источник:

http://www.pravmir.ru/

"Когда мы сами хороши, все сияет"

" Без помощи свыше, при одной своей воле, человек бессилен перед соблазнами."

?"Чарующая тайна, что свыше всех женских прелестей, что покоряет мужчину, держит, влечет и не отпускает пока эта тайна не раскрыта. У редких женщин бывает эта ТАЙНА. Тайна, обыкновенно тает, как только женщина раскрывается телесно, но если это душевное, тогда она поведет за собой до конца."

"Жизнь наша здесь на земле трехмерна, а духовная жизнь - безмерна."

...Один из древних авторов говорит, что пока юноша не полюбил, он окружен мужчинами и женщинами; как только сердце его открылось для любви к кому-то, к чьей-то личности, то рядом с ним - его возлюбленная, а вокруг него люди. Иными словами, единственное основание для подлинного целомудрия, то есть внутреннего и внешнего состояния, когда человек не стремится ни к чему вне тех отношений, какими является эта единственная любовь, - есть любовь, единственность любви, тот факт, что истинно любить можно только одного человека, а все другие люди входят - каждый в отдельности и все вместе - в нейтральную категорию: это люди, это больше не мужчины и женщины, не существа, обладающие полом."

Существуют два совершенно различных направления среди верующих. Некоторые - а может быть, и все иконописцы считают, что икона не только должна быть написана по канонам, но пронизана благоговением и молитвой и освящена в церкви, и что икона, воспроизводимая искусственным образом (напечатанная в типографии - прим, ред.), в этом отношении чего-то лишена. Меня бесконечно радует, что, вопреки суду опытных иконописцев, на Руси столько чудотворных икон, которые любой знающий иконописец назвал бы плохими иконами, что Бог Свою благодать соединяет не с совершенством иконописного искусства. Как через нас, людей несовершенных, передается другим благодать, так и через несовершенное человеческое произведение Бог доносит благодать до людей.

Я не сомневаюсь в том, что бумажная икона - надорванная, заклеенная, приделанная к дощечке или клейкой бумаге, изображающая Спасителя, Божию Матерь или кого-то из святых, является святыней в самом сильном смысле этого слова (так же, как каждый из нас является образом Божиим, как бы мы ни были изуродованы грехом и несовершенством). И икона, по моему глубокому убеждению, делается такой святыней не потому, что ее писали так или иначе, а потому, что она взята, положена на святой престол, окроплена святой водой; в древности иконы еще миропомазывали так же, как миропомазывают христианина после его крещения, - и она тогда входит в тайну Церкви и благодати.
Я вам сейчас выразил свое глубокое убеждение; я не утверждаю, что прав, но я с благоговением храню бумажные иконы, доставшиеся мне от матери или от людей, которых я любил, и я не вижу в них разницы в этом отношении. Но я не настолько невежествен, чтобы не понимать, что икона, написанная по канонам, не только как бы фокусирует благодать, является центром излучения, - она является тоже поучением; но это другая тема.
Если сравнивать икону и картину - у каждой свои преимущества, в зависимости от того, о чем вы говорите и что хотите сказать. Картина дает изображение того, что этот наш тварный мир на сей день содержит: добро и зло, свет и тьму, борение - и победу, и поражение, совокупность всего, включая и неудачу, и становление, и двусмысленность. В этом смысле охват картины шире, чем охват иконы, потому что икона исключает целый ряд вещей. Икона не старается дать картину становления зла; вернее, когда зло присутствует в иконе, оно приражается добру (скажем, дракон на иконе Георгия Победоносца), но это олицетворенное зло, которое ясно присутствует, оно не пронизывает вещи так, как двусмысленность может пронизывать их в картине.
Из иконы исключено очень многое. Но зато в ней очень ясно присутствует божественное, вечное измерение, абсолютное измерение. В этом смысле она дает больше, чем картина. Но я не думаю, что справедливо было бы сказать: или - или. Если вы держите картину в храме вместо иконы, вы делаете ошибку, потому что она не на месте; но как прозрение в действительность вещей и картина имеет свое место. И когда я говорю о картине, то же самое можно сказать и о всех проявлениях в порядке искусства...
Мне кажется, что с каноном или с классическими иконами дело обстоит так же, как с музыкой. Человек учится на великих произведениях и развивает свои вкус, свое восприятие, технику до момента, когда, вместив в себя все, он ненамеренно начинает творить - не с целью написать музыку иную, чем музыка Бетховена или Моцарта, а просто потому, что он воспринял все, что мог по-лучить от прошлого, и изнутри этого прошлого вырастает нечто новое. Мне кажется, что когда молодые художники (я сейчас думаю о Западе) делают попытки написать иконы, которые были бы "современны", они поступают как люди, которые учась музыке, не пройдя через строжайшую дисциплину произведений прошлого, хотят творить что-то новое...
В Древней Руси считалось, что быть иконописцем - это целый аскетический, морально-созерцательный путь. И слишком много людей сейчас Западе среди неправославных берутся за иконы и пишут иконы промеж дела; то есть они пишут и портреты, и картины, и иконы, и считают, что православное творчество, русское и других православных стран, отжило, потому что оно не укоренено в их культуре. Но, к сожалению, культура-то западных стран оторвалась от православногo миросозерцания и опыта так давно, что из культуры, которая началась с Ренессанса, нельзя творить икону.
У нас есть самоучка-испанец, который начал писать иконы и теперь даже школу открыл. Первая моя встреча с ним была не очень удачна. Пришел он ко мне и сказал: "Вот, мне предлагают купить две иконы, и я не знаю, стоит ли их покупать. Можете ли вы мне сказать, что вы о них думаете?" Я взглянул и говорю: "Выкиньте вон - дрянь!.." Он встал и сказал: "Простите, это моя работа!" Я ему ответил: "Сам виноват, не обманывай..." Это действительно было нечто несосветимое. Он и рисует хорошо, и краски кладет хорошо, только в совокупности это была попугайщина какая-то, и на такой предмет молиться невозможно, потому что он выдумал; он взял образцы и "улучшил". Он считал, что Рублев, Феофан примитивны, мы развились с тех пор. Но есть люди, которые пишут изнутри молитвенной традиции, а не изнутри техники.
* * *
Помнится, Григорий Палама ясно говорит, что он видит образ Божий в человеке в том, что человеку дано, наподобие Бога, быть творцом. Мне кажется, что в искусстве человек должен быть художником и выражать то, чему его учит вдохновение и его умение; но в момент, когда художник старается сделать из своего дела, мастерства иллюстрацию своей веры, это большей частью становится халтурой. Возьмите Толстого:
пока он пишет роман, это может быть прекрасно; как только он начинает "думать" - ой! Потому что вместо свободного потока вдохновения он начинает приспосабливать вещи под какую-то систему. Я думаю, что художник должен иметь смелость в какой бы то ни было области действовать как художник. Если он пропитан своей верой, ему не нужно сличать с ней свое вдохновение, потому что они не только переплетены, - они составляют одно. Но я не думаю, что можно ожидать, скажем, от православного художника, чтобы он писал православные иконы, православные пьесы или православную музыку, если он не является православным иконописцем или композитором. Если говорить о чем-то более примитивном, то в книге Иисуса Сираха, в 38 главе, говорится о врачах; там ясно сказано, что Бог сотворил врача, дал ему ум, способности и т.д. - ясно проводится линия, что все дарования от Бога; а как мы их употребляем - это уже зависит от нас.