Ревнителю Православия Пусть ноги устали, Болит твоя грудь И спину ты можешь Едва разогнуть. И пусть бы хотелось Тебе отдохнуть, Работы так много Ещё впереди, Иди и буди, Иди и буди! Иди и буди ты Уснувших людей, - Скажи им, что враг – Среди Божьих полей. Их хочет травою Засеять своей… Когда лишь разбудишь, Тогда отдохни… Иди и буди, Иди и буди! Иди и буди Равнодушных людей, Глаголом их жги Вдохновенных речей, Зови их к подножию Святых алтарей… Буди равнодушных, Их сна не щади… Иди и буди, Иди и буди! Пока ещё враг Ожидает зари, Пока не погасли Совсем алтари Пока не свалился, - Иди, говори… Работы так много Ещё впереди. Иди и буди, Иди и буди! Епископ Вятский Никандр, 1914 год Прислал Андрей Злобин
|
Подождите осуждать... Умерла Татьяна Сергеевна, одна из старейших сотрудниц нашего храма. Правда, в последнее время она уже не работала. Лежала дома не вставая – возраст... Татьяна Сергеевна была человеком с очень непростым, даже тяжелым, характером. Что уж скрывать – у нас на приходе это знают все. Она была в нашем храме со дня его открытия, почти тридцать лет. Таскала кирпичи, помогала строителям, выносила горы грязи. Она считала его своим домом, а себя вела как местная «владычица» – «владычица» из свечной лавки. У этой лавки мы с ней впервые и встретились. Было это лет 13–14 назад. От церковной жизни я тогда была далека, считала, что Бог в душе, но в чудодейственную силу свечей и икон верила твердо. Я поступала в аспирантуру престижного московского ВУЗа и очень волновалась. Одна моя «недоцерковная» подруга, – такая же, как и я в то время, – просветила меня, что есть такая икона Божией Матери «Прибавление ума». «Купи ее – и просто сразишь знаниями приемную комиссию», – заверила она. Я приободрилась и сразу отправилась в ближайший храм (в котором потом и осталась) и подошла к свечной лавке. А там был как раз «час пик». И «клиенты» попались, примерно, с таким же уровнем церковности, как и я. Одна женщина с ярко-красной помадой требовала срочно святого масла от женских проблем. Другая – икону для знака зодиака Телец. Третья – свечку, которую можно поставить за всё хорошее против всего плохого. Татьяна Сергеевна (позже я узнаю, что это она) держалась из последних сил. А тут еще и я: «Бабуся, дайте мне "Прибавление ума"!» Ну она и дала! Я узнала о себе всё! И о своем уме, и о способах его прибавления. И в целом о моей никчемной жизни. И стала она моим врагом. Заклятым. Когда я начала более-менее регулярно ходить в храм (а это случилось года через два), мы ругались почти каждую службу. То ей не нравились мои «порты», то я не там стояла, то не вовремя села, то вообще «строит из себя здесь...» Я строила, да. И в ответ не молчала. Ее боялись прихожане и обходили стороной батюшки. Кроме настоятеля, конечно. Но с ним она была на равных и вальяжно называла «Батя». Кто-то из местных прозвал ее «Телескоп» за огромные очки, из-за которых она бросала на всех леденящие кровь взгляды. И это прилепилось к ней намертво. Многие помнят ее острые, не по возрасту сильные локти и «душеспасительные» слова, за которыми она никогда в карман не лезла. Вот такой была для многих Татьяна Сергеевна. Однажды, когда моей старшей дочке Варваре было около трех лет, мы с ней опоздали на Причастие. Но нас батюшка все же причастил. А вот запивку уже к тому моменту убрали. «Попросите у бабушек, вам дадут», – сказал он мне. Подходим «к запивке», а там Татьяна Сергеевна. Уже чашечки облегченно моет после огромного количества причастников. «Ну, – думаю, – конец! Сейчас она мне даст запивку!» И заранее делаю воинственное лицо. И вдруг маленькая Варя говорить этому грозному «Телескопу»: «Бабушка! С праздником! Какая вы красивая!» И берет ее за руку. Татьяна Сергеевна опешила. А потом как-то смешно, по-старчески зашмыгала носом и... заплакала... И суетливо забормотала: «Запивку? Вот, берите! И просфорочки... Где же просфорочки?..» И конфету еще дочке сунула, которую выудила из глубины своего кармана. Я стою, не знаю что делать. А она говорит дрожащим голосом: «Не ожидала? Просто давно мне никто ничего хорошего не говорил. Знаю-знаю, у меня паршивый характер! Я сама от него больше всех страдаю! Прости ты меня!» Так мы стали друзьями. И дружили много лет. У меня рождались еще дети, и все они ее обожали. А она им всегда совала то конфеты, то игрушки, то деньги. Она гоняла меня, когда я пыталась призвать в храме своих детей к порядку: «Мамаша! Иди вон! Не мешай ангелам резвиться!» Она часто гуляла по подворью с моими колясками. И была очень сурова с теми, кто, как ей казалось, хочет нас обидеть. А однажды моя вторая дочка Соня очень расстроилась: она хотела, чтобы я купила ей конфеты «Василек», а их в магазине не было. Приходим в храм, а навстречу Татьяна Сергеевна, радостная. Протягивает пакет этих самых «Васильков»: «Вот, Боженька вам послал». И ведь, правда, послал. Пока она могла ходить, она всегда была в храме с утра до вечера. А ей было уже за 80. Приходила больная, еле передвигая ноги, но шла и повторяла: «Мне без Церкви жизни нет! Если я лягу – умру!» На последнюю Пасху Татьяну Сергеевну буквально поднесли ко Причастию. У нее уже не было сил. Да, она была сложным человеком. Резким. На нее многие обижались. Но это был ее крест, и ей самой было с этим очень сложно жить. И я видела, как однажды она отругала какую-то женщину, а потом догнала и со слезами просила у нее прощения. Она часто плакала в храме, когда думала, что ее никто не видит. Почему? Это знает Господь. И она. А нам с девчонками будет очень не хватать Татьяны Сергеевны. И ее локтей, и взглядов из-под огромных очков. И грозного: «А ну, мамаша!..» И любви, и боли, которые за всем этим прятались. Мне вообще очень не хватает всех церковных бабушек, которые ушли. Добрых, строгих, чудоковатых. И таких родных... Елена Кучеренко источник: http://prihozhanin.msdm.ru/home/podumat/o-zhizni/1442..
|
КАЖДАЯ ЕГО БОЛЬ – ЗАСЕЧКА НА МОЁМ СЕРДЦЕ В тот день у меня было мероприятие. Важное. Ответственное. Я его долго организовывала и очень переживала за результат. Уже неделю жила вне зоны комфорта. Нервничала так, что поднялась температура.
Я думала о том, какую нелегкую стезю я себе выбрала, какую сложную работу. Голова кружилась от круговорота задач, телефон не замолкал, подходили люди, с разными вопросами, одним - улыбнуться, с другими - быть строгой…
Все прошло отлично. Я ехала домой в такси, обесточенная успехом, взбудораженная восторгом. Счастье – это тоже стресс.
Дома я долго не могла заснуть. Держала чашку с успокоительным чаем в дрожащих после пережитого стресса руках. Заснула где-то к 6 утра, когда уже расцвело.
А в 7 часов меня разбудил сын. Он двумя ладошками держался за щеку. Зуб болит!
Этот зуб мы пытались спасти. Он хоть и молочный, но вполне может прослужить ещё пару-тройку лет. Мы лечили его месяц назад и вот опять…
- Сильно болит? – спрашиваю испуганно. - Сильно! - Собирайся, едем к врачу с острой болью.
Я собираю детей, грудная дочка хнычет спросонья. Я сосредоточена. Сын хмур. Он маленький, он не умеет терпеть боль. А как этому научить?
Врач, осмотрев зуб, дает направление к хирургу, на удаление. Сыну делают укол, и просят подождать в коридоре, чтобы заморозка подействовала.
Мы ждем в очереди. Сын напуган, лежит на банкетке, уставившись в одну точку. Я глажу его по голове, вливаю энергетику маминой любви.
- Мам, будет больно? – спрашивает он.
У меня принцип: не врать детям. Но сейчас моя правда усугубит его и без того напуганное состояние. Поэтому я без паузы, чтобы не выдать свой липкий страх, начинаю бодро отвечать на какой-то другой, совсем не его вопрос.
- Все люди через это проходят, Дась. Ни один взрослый не живет с молочными зубами. Всем вырывали. У всех выпадали, понимаешь?
Сын вздыхает. Обреченно прячется ко мне под мышку. Надеюсь, он не чувствует, что я напугана его предстоящей болью многократно сильнее.
Просыпается дочка. Она всегда просыпается в хорошем настроении. Начинает гулить и улыбаться людям в коридоре. Люди улыбаются в ответ. Кто-то шутит, что у нас в семье происходит круговорот зубов: у брата выпадают, у сестры растут. Я громко смеюсь, изображая беззаботность. Когда надо – я прекрасная актриса.
И вот мы заходим в кабинет. Сын садится в кресло, открывает рот. В одной руке я держу дочь, другой – сжимаю ладошку сына. Скоро-скоро все закончится.
Врач берет специальные щипцы, у меня холодеют от ужаса пальцы. Врач склоняется на сыном, начинает тянуть зуб, сын морщится, стонет, хнычет.
- Сейчас, Дась, потерпи, уже сейчас всё кончится, - уговариваю я его и себя. По моим щекам текут слёзы, я не могу их вытереть, мои руки заняты детьми. Я зажмуриваюсь, не могу видеть страдания моего ребенка.
- Ну, вот и всё! – говорит врач.
Сын сплевывает кровь и поворачивает ко мне несчастную расстроенную мордашку.
Врач говорит что-то про полоскание и консультацию ортодонта, а я пережила сильнейший стресс и не слышу, я ничего не слышу. Я прижимаю к себе сына, который давно не любит, как он говорит «этих телячьих нежностей», а тут трогательно прильнул ко мне, уткнулся в шею и заряжается энергией маминого тепла, которую отобрал у него стресс.
Мы выходим из кабинета, я вымученно улыбаюсь врачу и говорю пересохшими губами: «Спасибо!»
- Мамочка, да не волнуйтесь вы так, это ж просто зуб. У него таких полный рот!
Я смотрю на врача. Врач – мужчина. Мужчины переживают такие вещи через рациональность. А женщины – через эмоциональность.
- Отдайте нам, пожалуйста, этот зуб. Это трофей для зубной феи…
Мы едем домой в такси. Дочка заснула. Сын прижался ко мне и задумчиво смотрит в окно. Во рту ещё ватка, останавливающая кровь.
Я думаю о том, что моя вчерашняя работа – просто ерунда. Что самая тяжелая и трудная работа на свете – это работа мамой.
И я не про бессонные ночи, рутинные каши и полное подчинение своих интересов – интересам ребенка. Нет. Эти трудности с лихвой компенсируются счастьем первой улыбки, первых объятий, первых шагов, первой любви.
Я о том, что быть мамой – это бояться. Круглосуточно бояться за своих детей. Продирающим ужасом. Холодным, ядерным страхом, выжигающим душу.
Еще там, в роддоме, когда твоему ребенку всего несколько минут от роду, ты уже панически боишься за него. Как он? Здоров ли? Осторожнее! Почему он такой красный? Это нормально? Он не упадет на этой кушетке? Не больно вы его запеленали?
Быть мамой – это счастье. Самое сладкое из возможных. Быть мамой – это страх. Самый острый из возможных.
И вот это контрастное сочетание живет внутри тебя всегда, его нельзя притупить успокоительным чаем, оно не проходит со взрослением детей. Ему пять – и ты боишься его разбитых коленок. Ему двадцать пять – и ты боишься его разбитых сердец.
Вечером я наряжаю сына в белый верх, черный низ, сажаю на шею бабочку, и веду в сад. Сегодня праздник для мам, и он учил стих. И песню. И танец.
Я сажусь в зал, на крошечный стульчик для родителей. Смотрю детский концерт. Я устала, прячу зевок в ладонь, гоню от себя сон.
Сын подбегает ко мне с самодельным бумажным букетом. Я вижу, что его он делал сам. Он пока не умеет вырезать и рисует не очень. А этот букет – очевидно – его рук дело, не воспитательницы. И тут…
Тут меня накрывают слезы. Я плачу и не могу остановиться. Это просто усталость. И страхи, которые нехотя покидают оккупированную утром территорию моей души.
Сын уже забыл про зуб. А я – не забыла. Потому что каждая его боль – засечка на моем сердце.
- Мам, - сын растерян и даже напуган. – Почему ты плачешь? Ты ударилась?
- Нет, Дась, нет… Это я от счастья. Просто….просто это самый красивый букет на свете!
Ольга Савельева
|
Про очень умных и нервных мам :)
Я с огромным интересом читаю и перечитываю статьи на темы материнства и воспитания детей. Соглашаюсь, не соглашаюсь, спорю сама с собой и другими. Вспоминаю, могу украдкой всплакнуть. Примеряю на себя чужие советы. Читаю комментарии: часто с благодарностью, иногда с возмущением, порой — с непониманием.
Комментарии — это очень интересно. Сколько всего обрушивается на нас, мам, которые всего лишь хотели поделиться своим сокровенным: радостью, болью, опытом, тем, что где-то вычитали и узнали. Да, многие читатели понимали нас, сопереживали, радовались с нами и грустили. Но были и те, кто посылал нас к психологу, неврологу, а то и к психиатру.
Нас хвалили. Нас ругали за то, что мы мним себя самыми умными, стоим «в белом пальто» и кого-то учим. А порой обвиняли в том, что, будучи неадекватными и социально опасными индивидами, мы вообще посмели кого-то родить и испортить ему жизнь.
Знаете, многие из этих упреков справедливы — и в то же время нет. Мы, мамы, лезущие к другим со своим опытом и советами, одновременно и правы, и нет. Почему я сейчас так считаю?
Вспоминаю себя. Самой «умной» и «опытной» я была, когда у меня был один ребенок — старшая Варя. Нет! Раньше! Когда я была еще беременной и прочитала кучу умных книг.
Едва осознав, что беременна, а, значит, я мать, я учила свою родившую месяц назад соседку, как правильно прикладывать малыша к груди и жестко критиковала ее «недалекого» консультанта по грудному вскармливанию. С видом заслуженного работника образования я давала всевозможные советы своим «детным» подругам, указывала на ошибки в воспитании и сетовала, что растят они непонятно кого.
Другими словами, как большинство бездетных, я была самым крупным специалистом в деле воспитания подрастающего поколения. И удивлялась, что меня с моими советами практически прямым текстом посылали.
Потом родилась Варюша… И — о, неожиданность! Все мои представления рухнули в один день. Грудное вскармливание сразу не задалось. Несмотря на мои поистине энциклопедические знания в этом вопросе, дочка стала искусственницей. Более того, она была не ангелом, как предполагалось, а вечно орущим иссиня-черным существом, причем таким крохотным и слабеньким, что я боялась к ней прикоснуться.
Когда у дочери начались колики, я прижимала ее к себе дрожащими руками и думала, что она умирает. В храме я подавала записки «О здравии тяжелоболящего младенца Варвары», чем насмерть перепугала настоятеля отца Антония.
Несмотря на то, что все у меня с Варварой шло наперекосяк, я была очень горда собой как матерью, а ею как дочерью. Я любовалась «своей принцессой» и гордо думала: «Экие мы с мужем молодцы! Такую красоту забабахали!»…
После года я не знала с ней проблем. Она всегда играла сама с собой, ей никто не был нужен. В песочнице она могла сидеть часами. А я — неподалеку на лавочке с книжкой. И совершенно не понимала родителей, которые носятся за своими «безумными детьми» по всему парку.
Она никогда ни у кого ничего не отнимала, а когда отнимали у нее — отдавала и просто стояла и смотрела. На качели Варя особо не хотела, горок боялась до четырех лет и в те же четыре года впервые (!) разодрала себе коленку — бежала и упала. До трех лет она предпочитала ездить в коляске и никогда оттуда не рвалась. Она просто созерцала. Смотрела на мир своими огромными серо-голубыми глазами и «впитывала его».
В 3 года она научилась читать и к школе прочитала почти все детские книжки. Складывала и вычитала в уме двухзначные числа. Очень рано полюбила слушать мои рассказы о Боге, святых, иконах и праздниках. И спокойно выстаивала в храме службы напролет.
В общем, чудо, а не ребенок. Я так гордилась ею и своим педагогическим гением! И менторским тоном раздавала советы, как довести детей до такой «кондиции»: «Просто скажите ему… и все».
Особенно меня возмущали «эти многодетные», похожие на обезьянок из известного мультика. Их я буквально забрасывала своими знаниями. Они лишь кротко улыбались в ответ и беспомощно разводили руками. Позже, при более близком знакомстве с такими семьями, они часто говорили мне, что в детях понимают немного. Потому что каждый ребенок — большой сюрприз. Единственный совет, который из них можно было «выбить»: «Ой, с детьми всегда все по-разному».
В общем, у других мои советы почему-то не работали. Их детям нельзя было «просто сказать и все». И я презрительно хмыкала и, в конце концов, начала считать Варю просто уникальным ребенком. И что только я умею воспитывать таких прекрасных детей. Как же я ошибалась!
Уже потом, позже, я осознала, что многие мамы одного ребенка уверены, что он у них уникальный. И что они-то знают о воспитании все. Как, собственно, и бездетные.
Несмотря на «уникальность» Варюши, я, помня первые «катастрофические» месяцы нашей с ней совместной жизни, долго не хотела еще детей. К тому же я работала — сначала на двух работах, потом на одной. И вообще, «расправила крылья». Советы типа «с двумя проще, а с тремя — вообще рай на земле» я тогда воспринимала примерно так же, как некоторые читатели сейчас воспринимают подобные советы уже из моих уст.
А потом у нас родилась Соня. И тогда-то я поняла, что наша Варюша совсем не уникальная, а самая обыкновенная девочка — до банальности. А еще — что все дети разные. С Соней вся моя гениальная педагогическая система, выработанная уже не по книжкам, а опытным путем с Варей, мгновенно дала крен. Я вообще не понимала, что этой Соньке от меня надо!
Все, что я делала с Варей и советовала другим, с Соней не работало никак! Она делала все наоборот. Все! Она все время висела груди. Все время! Ночами ела каждые двадцать минут. Однажды в два часа ночи я нашла себя на полу посреди комнаты и так и не вспомнила, как я там оказалась. Наверное, после очередного кормления положила ее в кроватку и просто рухнула.
Варя ела как птичка — клюнет пару раз и все. Соня лопала как какой-нибудь толстый, заматеревший командир пехоты. Обед к году выглядел так: в течение часа грудное молоко, потом борщ, пара котлет, компот и опять час грудное молоко. И так весь день. Ела она везде — дома, на улице, в магазине. Когда я поняла, что на дворе конец ноября, минусовая температура, идет снег, а я под удивленные взгляды прохожих сижу с ней на лавочке, простите, с обнаженной грудью, я ее отлучила.
Варе не нужна была компания — Соня рвалась «тусоваться». Варя созерцала — Соня отнимала все у других детей, дралась, кусалась, вопила как резаная, не хотела садиться в коляску, вырывалась, убегала, грозила мне издалека лопаткой… Она вела себя так, что я порой отходила в сторонку и делала вид, что этот ребенок не со мной. И если бы мне в тот момент кто-то посоветовал (как я когда-то): «А вы просто скажите… и все», я бы его убила!
Я забыла, что такое сидеть на лавочке и читать книжку. Я вообще забыла, что такое сидеть.
Я поняла, что одни и те же методы воспитания с моими дочками действуют кардинально противоположным образом. Говорят, что если ребенок напакостил, его можно посадить на диван и заставить думать над своим поведением. Для подвижной Сони это была невыносимая кара. Для Вари — счастье. Она могла сидеть часами и мечтать о чем-то своем. Угроза «я лишу вас праздника!» повергает Соню в глубокий шок, а Варя с удовольствием останется дома и что-нибудь читает.
Когда Соня «пришла в сознание», примерно к полутора-двум годам, оказалось, что это просто чудесная девочка. Девочка-солнце, девочка-любовь, девочка-праздник. Она не может пройти мимо и не обнять, не поцеловать. Она хочет всем нести радость, готова снять с себя последнюю рубаху, даже вину сестер готова взять на себя. Понятно, что бывает всякое, но общий настрой у нее такой.
Вспоминаю правило журналистки Алеси Лонской: «Не оставайтесь с ребенком надолго одни». Знаете, сейчас я его понимаю. Но тогда, когда у нас было двое детей, несмотря на активность Сони, я получала огромное удовольствие от постоянного общения с ними. Я не отдала Варю в сад, потому что мне нравилось заниматься с ними самой. Я была счастлива, что мои дети рядом. Сколько всего мы прочитали, сколько игр придумали, сколько поделок сделали! На какие только кружки ни ходили! Мне не нужно было время на себя, потому что я получала кайф и даже отдыхала, проводя время с детьми. Так что, услышь я этот совет в то время, я бы очень удивилась.
Но вскоре появилась Дуняша. И мы решили, что наконец-то у нас родился ангел. В первые месяцы наша третья доченька не плакала, не капризничала, у нее почти не болел живот. Дуня вообще не просыпалась ночами, даже чтобы поесть. Спала она по 10-13 часов. Ее не нужно было укладывать: положила и все: она глазела молча по сторонам и засыпала. Мы с мужем даже грешным делом подумали, что это нам в награду за смелость — что решились на третьего. Это было золотое время, еще лучше, чем с двумя!
Когда Дуне исполнилось полгода, наша жизнь изменилась раз и навсегда. Видимо, дочь решила: «Поигрались и хватит!». И открыла рот! Так до сих пор и не закрыла. Вскоре я поняла, что оказывается, Соня вела себя просто идеально — даже тогда, когда я делала вид, что это маленькое хулиганье не со мной. К ней хотя бы изредка можно было найти подход. К Евдокии подходов нет! По крайней мере, у меня.
Едва заговорив, Дуня заявила: «Я здесь главная!» и с тех пор не шла ни на какие компромиссы. Сейчас стало уже чуть легче, но лет до трех она воплощала в себе все то, за что я презирала «этих безумных детей» и их не менее «безумных родителей», которые ничего не могут с ними сделать.
Не слушаться меня — такой лозунг она сделала своим жизненным девизом! И проявила в этом железный характер, чем иногда даже вызывала мое восхищение. Дуню можно наказать, поставить в угол, лишить сладкого, праздника, всего на свете. Она «отбудет срок», выйдет на свободу и сделает все по-своему. Попробуйте дать мне какие-нибудь умные советы — я просто рассмеюсь вам в лицо. А, скорее, расплачусь. Как же я полюбила в это время ходить куда-то одна! Слава Богу, иногда у меня была такая возможность.
В общем, от Дуни я долгое время была в шоке. Таких детей у нас еще не было. И, если честно, она вообще отбила у меня желание рожать. Правда, ненадолго: вскоре у нас появилась Антонина.Тоня довела мои удивление и шок до кульминации.
«Это же четвертый ребенок, — думала я! — Чем меня еще можно удивить?!». Тем более, Дуня закалила меня так, что я могла бы с легкостью работать в колонии для особо опасных преступников.
Три первых месяца Тониной жизни я провела, скача на большом мяче и пытаясь ее укачать. Грудь она брала только в сонном состоянии и только во время этих моих прыжков. Если я кормила ее не дома, то просто скакала как конь с ней на руках, чем снискала себе славу местной сумасшедшей. Живот у нее болел так, что Варины колики показались мне раем. Самые страшные вопли приходились на вечер — с девяти до полуночи.
Понятно, что все это было временным и прошло, и сейчас уже намного легче. Я бы сказала — радостно. Но был период, когда моя психика просто не выдержала и на несколько месяцев «ушла в отпуск».
Возвращаюсь к тому, с чего я начала: я поняла свою ошибку. Я писала какие-то статьи, давала советы: и как воспитывать детей, и как лечить голову (если прихватило), и как этого избежать. Сама для себя придумывала правила. Но оказалось, что даже в одной семье все дети абсолютно разные. И то, что работает с одним, совсем не подходит другому.
И мамы и папы тоже разные. И нет ничего универсального. Поэтому когда в дискуссиях по поводу статей о воспитании кто-то удивляется, это значит, что у него просто не было такого опыта. Многодетные чаще всего улыбаются и хихикают в рукав: они-то знают, что с детьми ничего непонятно. А кто-то грустит, потому что совет «больше отдыхайте!», например, для матери-одиночки звучит как издевка.
Что же мы, мамы одного или нескольких детей можем сделать? Ни в коем случае не учить. Мы просто можем рассказать о себе, о своей жизни. И люди что-то возьмут себе на заметку. А еще мы можем не просто советовать «сходить куда-то с подругой или одной», а помочь это сделать. Ведь у многих действительно нет возможности оставить ребенка, сходить к подруге или просто посидеть одному на диване. Я знаю таких людей. Для них это будет важнее советов.
Недавно ко мне на улице подошла женщина с девочкой в инвалидной коляске. Спросила, не я ли пишу статьи о «сумасшедших» буднях многодетной семьи. Мы перекинулись парой слов, а потом она сказала: «Вы просто не понимаете, какая вы счастливая. Я бы все в жизни отдала, чтобы моя доченька бегала вот так, как ваши дети, падала, разбрасывала игрушки, не слушалась… Визжала, дралась, мирилась… А она никогда — слышите — никогда этого не сделает! Вы пишете, как вы все устали! А я Бога молю, чтобы оказаться на вашем месте».
Что тут сказать? Я проплакала весь вечер. А потом случилось еще кое-что.
Пришла Варя и попросила по случаю праздника надеть мои капроновые колготки. Они оказались ей почти впору. И тут я поняла, что моя старшая дочь выросла. Она уже любит гулять сама. Она ходит в походы без нас, родителей. У нее есть часть жизни, в которой меня уже нет.
А совсем скоро все наши дети вырастут, у них будут свои семьи. И мы с мужем, если, даст Бог, доживем, будем сидеть в своем чистом доме одни. Никто не будет шуметь, разбрасывать игрушки, ссориться, просить есть или вытереть попу. Будем сидеть и грустить. И вспоминать, какие мы были когда-то счастливые, когда дым стоял коромыслом. Когда Дуня застревала в стуле и приходилось ждать три часа папу с работы, чтобы он ее оттуда вызволил… Как Варя забывала позвонить из школы и не брала трубку, а мама с мокрой головой зимой в халате мчалась туда узнать, жива ли… Как Соню укусила оса… Как Тоня часами не слезала у папы с рук, и он не мог ничем заниматься…
И будем с нетерпением ждать, когда нам привезут внуков. Чтобы опять шум, визг, игрушки. Колики и зубы. И споры за честь поменять памперс или повезти коляску. Потому что это и есть счастье.
Елена Кучеренко источник: http://www.matrony.ru/mama-na-grani-nervnogo-sryiva/
|
сегодня в 1:18 Любой грех – и блуда, и пьянства и гнева – начинается с принятия помысла, мысли о нем.
Например, зашел человек в магазин что-нибудь купить, и взгляд его упал на витрину со спиртными напитками. И вдруг внезапно мысль: «А не взять ли мне бутылку крепленого красного, чтобы выпить сегодня вечерком? А лучше – две».
Если он с этим помыслом справился, поборол его или отвлекся, греха он не сделал, а если согласился с помыслом и воплотил его в жизнь – совершил грех пьянства.
Также бывает и с помыслом блуда. В начале он появляется (чаще всего, через какой-нибудь визуальный, зрительный образ), потом человек его принимает и совершает мысленный блуд, а после и блуд или рукоблудие реальные.
В аскетической святоотеческой литературе все это очень хорошо и подробно описано. Греховные помыслы – вещь обычная, чаще всего они внушаются нам самим диаволом.
Святые отцы учат нас не считать их своей кровной собственностью, не бояться их, но и не беседовать с ними. Самая главная задача – научиться отсекать помыслы вовремя, когда они только появятся на границе нашего сознания.
Нужно поменьше замечать вокруг красивых женщин, не прилепляться к ним взором, воспринимать эту пестроту платьев и тел как некий фон, глядеть на главное, на то, что нам действительно нужно. Особенно это относится к мужчинам женатым. Как говорит народная мудрость: «В чужую жену бес ложку меда кладет». Для женатого должна существовать только одна женщина – его жена; он должен оценивать как женщину только ее. Нужно представлять, что все соблазняющие нас женщины – это наши сестры и относиться к ним по-родственному, с уважением, но без вожделения. Видеть в них не соблазнительную женщину, а человека, с которым можно общаться (конечно, с осторожностью), которому можно помочь, если нужно, например, по работе, но не более.
Как пишет святитель Феофан Затворник, общаясь с женщинами, нужно научиться держать сердце на привязи и смотреть на них «очами детей, которые смотрят на женщин чисто, без дурных мыслей».
Священник Павел Гумеров.
|
Вот познакомился парень с девушкой. Впервые пошли прогуляться вечером. Впечатлений уже море. Почему? Потому что впервые они остаются тет-а-тет. В груди все волнуется… Через какое-то время прикоснулась рука к руке. Это как удар током. Сердце в смятении, дыхание учащенное, кровь играет. Незабываемые впечатления. Потом — первый поцелуй. И это еще один шок, еще одна встряска. Когда наступает влюбленность, она воспламеняет все чувства по восходящей. И человек в течение первых двух-трех месяцев, некоторые и полгода — те, кто умеют держать себя умеренно, летают на крыльях. Получается, что человек испытывает все в первый раз, и чувства эти неизгладимы. А потом он начинает привыкать к этим ощущениям, и кажется, что ничего нового не будет.
Человеку кажется, что любовь — она вот в этой взбудораженности; когда сердце колотится, когда дыхание сбивается, когда кровь кипит — вот это и есть любовь. А на самом деле это не любовь еще, а влюбленность. Но если люди по-настоящему полюбили друг друга, как правило, эмоции уходят, жизнь вступает в свою нормальную колею, нет тех потрясений, и люди думают — любовь ушла. Да нет, любовь не ушла, любовь, наоборот, появилась, потому что вы были далеки друг от друга, а теперь вы вместе, у вас меньше эмоций, но вы-то уже другие, вы-то по-настоящему уже любите друг друга. Люди, которые живут в браке, могут очень крепко любить друг друга, но при этом у них не будет бурных эмоций, как у влюбленных. Настоящая любовь — она тиха и спокойна.
Не надо пугаться, если после полугода отношений с молодым человеком вдруг начинается какое-то охлаждение. Люди думают: «О Боже, ну как же так? Я же всегда с ним встречалась, всегда было так интересно, так приятно, а тут — что-то не так, что-то угасает, любовь уходит, что делать? Неужели мы любовь теряем?» Нет, молодые люди должны четко понимать — любовь только начинается. Сходит страсть, сходит первое возбуждение, и начинается настоящая работа, когда двое врастают друг в друга. Первые волнующие чувства, перешедшие в единение двух душ, — это драгоценный сплав. Дорожите им. Второй раз так уже не будет.
Священник Илия Шугаев
|
|
|