Крошечная Лена На Богословских курсах по субботам царило всеобщее благодушие. Вот уже десять лет старенький преподаватель разбирал подробно Священное Писание. Он знал греческий и латынь, был начитан святых Отцов, поэтому разбор был до буковки. Сначала молились, потом беседовали, а уж после пили чай с задушевными разговорами о жизни, чтобы потом пойти на вечернюю службу. Все как-то привыкли к этому делу, тем более что постоянно приходили на курсы священники, совершали молебны, отвечали на вопросы курсантов. На курсы приходило человек пятьдесят от студентов до бабушек. Была среди них и молодая женщина Анна, очень красивая, мать двоих прекрасных дочек. У мужа ее, Николая, недавно умерла мама, и он впал в вялую депрессию. Мама жила с ними в одном доме и помогала им, как могла. И вот ее не стало – квартиру сдали внаем, и Николай как-то совсем отказался работать. Он считал, что рента за квартиру мамы заменяет его зарплату. Он лежал на диване, смотрел телевизор, пил пиво, играл в компьютерные игры и толстел. Анна сделала несколько попыток поднять его с дивана, но все ее словесные домкраты не работали – Николай с дивана сходить не хотел. Через некоторое время Анна стала краситься, сделала новую прическу. Это как-то сразу заметил Василий Васильевич, старичок-професссор с Богословских курсов, и решительно подошел к Анне: – Что случилось? Анна сделала недоуменное лицо: – А что случилось? – Вы решили изменить мужу? – С чего Вы взяли? – Это видно невооруженным глазом. Вы переменили свой внешний вид, и это кому-то предназначается. Анна покраснела и стала жаловаться на мужа, на его образ жизни и внешний вид, потом сказала, что на работе ей нравится один мужчина и что она хотела бы каких-то перемен в жизни. – Слушайте, у Вас же двое детей, у Вас есть муж. Как можно думать еще о чем-то? Дал вам Господь крест, так несите его. И как сказано: «Претерпевший же до конца спасется» (Мк. 13, 13). И потом, этот мужчина вряд ли захочет на Вас жениться – ему двое чужих дочерей, конечно, не нужны. Получится только блуд – и ничего хорошего. Анне стало ужасно стыдно, что ее внутренние пожелания были написаны у нее на лице и видны даже постороннему. Она думала пару недель, а потом отказалась от своих планов что-то менять. Смыла макияж, стала одеваться скромнее. А через полгода она забеременела от мужа. Она пришла со слезами к Василию Васильевичу: – Никто не хочет этого ребенка. Муж говорит: «Я такой толстый – от меня теперь не может быть детей». Словно с ума сошел. Я ему говорю: «А от кого тогда этот ребенок?» Он говорит: «Мы троих детей не потянем – я не работаю, ренты и твоей зарплаты не хватит. Тем более полтора года будешь в декретном отпуске. Подумай сама. Мне кажется, нужно делать аборт». Я побежала к маме посоветоваться, а она замахала на меня руками: «Что ты? Не надо тебе никакого ребенка. У тебя муж не работает – ты одна не потянешь. Сейчас такие проблемы легко решаются медициной». Никто, никто не хочет этого ребенка. Василий Васильевич улыбнулся: – А это вообще не дело людей решать, быть другому человеку на свете или нет. Бог дает жизнь. Перестаньте волноваться и будьте счастливы, потому что беременность – это самое счастливое время для женщины, это полнота жизни. И не слушайте Вы в этом вопросе ни маму, ни тем более мужа. Ребенок родится, и всё в жизни наладится – он, наконец, поднимет Вашего мужа с дивана и всё переменит в Вашей семье. Анна, всхлипывая, прошептала, глядя на Василия Васильевича заговорщически, но будто с укором, словно маленькая девочка перед отцом: – А если всё станет еще хуже? Я не вынесу этого... – Вынесете, матушка моя, вынесете. Господь не посылает креста тяжелее наших возможностей. И потом, вот Вы живете на свете – представьте, что сейчас кто-то бы решал, жить вам или не жить. Нужно не только в Бога верить – нужно Богу верить. Доверие и есть основа веры. Анна как-то успокоилась и перестала плакать. После недели размышлений она решила сходить на исповедь и после беседы со священником совершенно укрепилась в мысли выносить и родить младенчика вопреки всем. Когда же пришло время, родилась девочка Лена, но родилась с врожденным повреждением сердца: между клапанами была дырочка, через которую кровь перетекала из желудочка в желудочек; давления не хватало: девочка была слаба, губы у нее были синими. Горю Анны не было конца – она беспрерывно рыдала. Через несколько дней она пришла к Василию Васильевичу: – Что мне делать? Они были правы – не надо было рожать. Видите, дочка родилась с пороком сердца. Будет ли она жить? – Не нужно печалиться: в старые времена, если ребенок рождался слабым, его сразу же крестили. Нужно организовать Крещение. Анна посмотрела на него недоуменно: – А Вы мне поможете? – Конечно. Будут крестить только Вашу дочку в больничном храме у моего знакомого священника. Я обо всем договорюсь. Вот увидите: окрестим вашу дочку, и она непременно выздоровеет. Твердо в это верьте. – Но нужно, чтобы Вы непременно были крестным у дочери. – Ну, милая моя, это такая ответственность. Я обычно отказываюсь от таких предложений. – Нет уж, Вы уговорили меня рожать – Вы и будьте непременно крестным Лены. Крестили крошечную Леночку в больничном храме Святителя Луки Крымского. Крестили уже вечером, тихо, при свечах. Были только родители с ребенком да Василий Васильевич. Седенький батюшка читал молитвы неспешно и негромко. В храме стояла звенящая серебряная тишина. Василий Васильевич принял младенца от купели и стоял с трепетом. Он шевелил губами, повторяя слова молитв, которые произносил батюшка. Анна сказала, что на неделе девочке будут делать УЗИ сердца, будут новые анализы. А через две недели она пришла на курсы совершенно спокойная и просветлевшая. Василий Васильевич спросил: – Как там анализы у девочки? Анна посмотрела на него удивленными глазами: – Так мы же ее крестили – чего Вы спрашиваете? Конечно, дырка в сердце сразу заросла – это и так понятно было. Она теперь здоровенькая. Тут уж настало время удивляться старику-профессору: он думал и надеялся, но никак не ожидал, что сердце зарастет так быстро, но более всего он был удивлен вот этой твердой уверенности Анны, что Крещение исправит всё. Девочка потихоньку росла, она «подняла» папу с дивана – он устроился на работу. Семья зажила интересами деточек, супруги сплотились вокруг их «святой возни». Анна была строга с ними, зато, когда папа возвращался с работы, девчонки с радостью неслись к дверям встречать его. И не было у них больше счастья, чем уткнуться головой в его толстый живот. А крошечная Лена сразу засыпала у него на руках... Мирослав Бакулин источник: http://prihozhanin.msdm.ru/home/podumat/o-zhizni/1814..
|
КАК МИША ЗАПИСКУ СВЯТОМУ ЛУКЕ ПИСАЛ
Вначале у Мишки всё было как у всех. В сад ходил, кашу манную не любил, с ребятами играл, стихи разучивал и поделки делал. Мама с работы шла, на шее любимый синий шарфик, из сада его забирала. Мишка к ней бежал, она его брала на руки и кружила, приговаривая: «Мышонок, соскучилась я сильно».Вечером папка с работы приходил, ужинали, Мишка с отцом спорт или фильм смотрел, потом спать ложился. Летом на дачу ездили, отец баню строил, мама грядки полола, Мишка поливал их из маленькой лейки. Так и жили.
А потом мама заболела. В больницу её забрали. Три раза только к ней Мишка с отцом и сходил. И всё. На кладбище отец и Мишка не плакали. Он вообще не верил, что это его маму в землю закопали. И про себя думал, что это ошибка. Она просто уехала далеко, вылечится и вернётся. Ждал. Тем более у них секрет был. Когда последний раз он в больницу к ней приходил, мама его слабой рукой к себе притянула и зашептала:
– Мышонок, я к тебе вернусь обязательно! Только, может, выглядеть буду по-другому, но ты обязательно меня узнаешь!
Мишка и верил, и ждал. Хотя тяжело им с папкой было. Дом без мамки совсем скучным стал. А потом весна началась. И они на дачу с отцом поехали, огород сажать. День солнечный был, небо – синее, как окно вымытое. Папка повеселел даже немножко. Лопату взял, в чёрную землю вонзил, улыбнулся, потом охнул и упал лицом вниз. Закричал тогда Мишка. Соседи на его крик прибежали. «Скорая» папку увезла. Врачи сказали – сердце. Не успели врачи.
Так Миша в детском доме оказался. И там ему совсем не понравилось. Ни еда, ни комнаты, ни ребята крикливые, ни воспитатели уставшие, все на одно лицо.
Мишка к окну подходил и замирал, боль свою слушал. Она звенела тонким комариком, потом струной. В этот момент он думал, что мамка перед смертью обманула его: пообещала, что придет, просто чтоб его успокоить. Но где-то глубоко внутри он всё же надеялся, что она вернётся.
Дни летели, один на другой похожие. В детдом новая воспитательница пришла. Ребята в её присутствии успокаивались, и Мишке она по душе пришлась. Она много рассказывала историй про замечательных людей и так хорошо и светло говорила, что Мишкина боль сердечная исчезала.
От неё Миша и узнал про святого Луку, который был врачом и священником, трудности перенёс, бедным помогал, солдат лечил и много добра простым людям сделал. Мишке этот доктор на фотографии очень понравился. Вроде, строгий, в очках, но глаза улыбаются. Он бы точно маму и папу спас – так думал Мишка.
А ещё Мишке понравилось, что святой Лука назывался Святитель. Что это значит, Мишка постеснялся спросить, но представил Луку с большой свечой, свет которой тьму в его, Мишкиной, душе рассеивает. А потом воспитательница сказала, что Лука сейчас на Небесах.
После этого рассказа, Мишка долго думал, а потом листик из блокнота вырвал и написал святому письмо: «Дорогой Лука, раз ты у Бога на Небе, там рядом и моя мама. Пожалуйста, напомни ей, что она обещала вернуться. Скажи, что я очень скучаю. Пусть мы встретимся, и пусть я узнаю её».
Когда детский дом выехал в Красноярск на экскурсию, Мишку и других ребят к памятнику святому Луке повели. Мишка долго смотрел в лицо этому человеку, а потом, когда уже все уходить собрались, незаметно спрятал записку в землю у памятника.
…Мишка уроки доделывал, когда его к директору позвали. Там сидела высокая женщина с веснушчатым добрым лицом, в синем шарфике. Она неловко встала навстречу мальчику, улыбнулась такой знакомой улыбкой и тихонько проговорила: «Как на мышонка похож!». Мишка подбежал и обнял её изо всех своих сил.
Елена Есаулова
|
АННА АХМАТОВА
Я НАУЧИЛАСЬ ПРОСТО, МУДРО ЖИТЬ...
Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.
Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.
Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.
Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.
1912
|
Светлые похороны Мой друг отец Анатолий о смерти говорит часто. По-разному говорит. Иногда со страхом и трепетом, иногда со слезами и болью. А иногда с радостью. Странно, да? Сама я смерти боюсь. С детства. Для меня это что-то незнакомое, пугающее... Но рассказы отца Анатолия слушать люблю. Особенно такие – светлые... Хоронил он недавно своё духовное чадо. Игорем звали. Хороший был человек. Нет, не хороший – удивительный! В детстве был крепышом. Но, когда били его пацаны, он только лицо руками закроет и бормочет: «Ребят, ну вы что, так нельзя!» Родителей очень любил. Мама хотела девочку, но родился мальчик. Зато какой. «Сядь, мамочка, отдохни, я сам всё сделаю», – говорил Игорь. А когда Игорю было двадцать лет, на него напали с ножом. Прямо рядом с его домом. Он успел заскочить в подъезд, но пережитый стресс сильно сказался на здоровье. Перестали слушаться руки и ноги, а потом Игоря парализовало, и он слег. Не вставая, лежал 16 лет. К концу даже говорить не мог. Только глаза жили, лучились. И часто смотрели на икону Божией Матери, которая висела напротив кровати. Что он Ей «говорил», мы не узнаем. Игорь никогда не роптал. По крайней мере, никто этого не слышал. Хотя, наверное, он часто думал, почему всё так случилось... Иногда он плакал... Когда мама подавала ему утку и мыла его. От жалости к ней. Он все детство пытался ей помочь, а вместо этого стал для нее крестом. Но тут же улыбался, как будто хотел сказать: «Не бойся, мамочка, мы справимся. С нами Бог. Сядь-ка, отдохни». Через эту беду семья Игоря и пришла к вере. Родители молились о сыне горячо, но Господу было виднее. Отец Анатолий часто приходил в этот дом, и Игорь всегда был ему рад. Батюшка исповедовал его, причащал. Правда, исповедовать было трудно – тот почти не говорил. А еще отец Анатолий к нему приводил детей из Воскресной школы. Мальчишки и девчонки очень полюбили этого неподвижного человека с живыми лучистыми глазами. Они рассказывали ему разные истории из своей школьной жизни, обкладывали своими нехитрыми подарками. А он смотрел, слушал и улыбался. Но вот как-то прибежал в храм папа Игоря: «Плохо сыну! Умирает!» Отец Анатолий Дары взял – и к нему. Успел причастить. Мама Игоря отвела батюшку в сторонку и рассказывает: «Вижу, Игорю совсем худо. А он на Богородицу смотрит и как-будто что-то сказать хочет. Не удержалась я, спрашиваю: "Сынок! Милый! Вот у тебя жизнь такая страшная. Да и не жизнь это... Ты на Бога не в обиде, что Он такое попустил? Ты же никогда ничего плохого никому не сделал". А сын из последних сил еле головой мотает: "Нет! Нет!"» Умер Игорь... Ребята из Воскресной школы попросились с отцом Анатолием на отпевание. «Отпеваю, – рассказывает батюшка. – И вроде горе, родители плачут, а у меня на душе Пасха. И так легко, как будто Ангелы со мной поют, помогают... Игорь в гробу лежит умиротворенный... Я и не думал, что он такой красивый». И дети из Воскресной школы сказали отцу Анатолию: «Батюшка, Игорь так всю жизнь страдал и так терпел, что сейчас к нему Сам Господь пришел! Рядом стоял. Мы это чувствовали. И так было светло и радостно!» И правда, было светло... Отец Анатолий шел с похорон домой и улыбался. Сквозь слезы, правда... Пели птицы, нежно пригревало солнышко, словно вместе с ним радовалась природа. Как будто не умер кто-то, а, наоборот, родился. Новый человек пришел в тот мир, где «несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная». «Помолись там за нас, Игорь», – прошептал отец Анатолий. Елена Кучеренко источник: http://prihozhanin.msdm.ru/home/podumat/o-smerti/1455..
|
СВАДЕБНЫЙ СЕРВИЗ
Умерла бабушка, и я осталась совсем одна. Как жить дальше? Ведь всего восемнадцать лет. Плакала каждый день и молилась, вспоминая ее слова:
— Ты, внученька, проси Божию Матерь и Господа, Они не оставят тебя, сироту, в беде.
Почти сразу после похорон зашел ко мне Андрей Васильевич, директор завода, на котором бабушка пятьдесят лет проработала, и ласково сказал:
— Ну, Катерина, беру тебя в бухгалтерию, кассиршей будешь. Год поработаешь, приглядишься, а потом на бухгалтерские курсы тебя пошлем. О деньгах не беспокойся, завод не бедный. Платить за обучение будем, стипендию выделим. Пусть бабушка твоя на том свете успокоится. Ты только старайся!
Я и старалась. Завод был небольшой, человек шестьдесят всего. Зарплату выдать да за деньгами в город в банк съездить, вот и вся работа. Вначале машину давали, а как та сломалась, на электричке ездить стала, она недалеко от нашей деревни останавливалась. Я даже рада была: все-таки по городу походишь, что-нибудь купишь себе, да и заказов много давали подружки, сотрудницы бухгалтерии. Как откажешь?
Однажды перед праздником поехала я за деньгами. Заказов много было, ну и задержалась.
Опоздала на электричку, а следующая — через два часа. Ждать пришлось. Снег метет, холодно. Села в пустой вагон. Шалью укрылась, чтобы согреться. В окно смотрю, темно совсем. Как дойду, думаю. Страшновато с деньгами. И тут в самую последнюю минуту перед отправлением парень в вагон заскочил. Высокий такой, красивый. Очень он мне понравился.
Плюхнулся рядом со мной и заговорил весело:
— Ну что, бабуся, поехали?
— Сам, — говорю, — дедуся.
И шаль сняла, будто снег стряхнуть. Косы так и рассыпались.
— Ба, девка!.. Как звать, куда едешь?
— Екатерина. — И назвала свою деревню.
— А я Николай. И сразу запел:
Что ты, Коля-Николай, Делаешь с Катюшей!
А потом как-то удивленно посмотрел на меня и загадочно спросил:
— И куда это ты, Катюша ездила? Уж не за деньгами ли? То-то до меня донеслось, что на вашем заводе симпатичная кассирша появилась… И сумка тяжелая, — он попробовал ее на вес. — Видно, денег много везешь? — и странно засмеялся.
Вдруг мне сделалось страшно. И уже не казался он мне красивым и веселым. Смотрит как-то подозрительно, будто решает что-то. И руки здоровенные — такими ухватит за шею, враз задушит.
— В какой банк? За продуктами ездила, — ответила я и сумку к себе придвинула.
— В такую-то погоду? Ну что ж, за продуктами, так за продуктами.
И вновь запел ту же песню.
Тут, как нарочно, моя остановка. Вскочила я, сумку схватила и к выходу. Николай догнал меня, сумку отобрал и говорит:
— Придется мне, Катя, тебя до завода проводить.
Пошли по дороге. Слева небольшой лесок. Он направился в него.
— Быстрее дойдем, — сказал.
А как вошли в лес, сумку поставил и на меня играючи поглядел:
— Ну вот и дошли… Надо мне, Катюша, все-таки посмотреть, что в твоей сумке такое тяжелое.
И в карман полез. За ножом — решила я. Да как закричу:
— Мамочки! — и кинулась через лес к дороге. Потом остановилась: а сумка как? Ведь там деньги!
Он кричит:
— Катерина, вернись, ты что, с ума сошла! Пошутил я, пошутил.
А я еще сильней припустила. И тут вспомнился бабушкин совет: «Ты, внученька, за все Бога благодари, и за хорошее, и за плохое».
«Слава Богу, — думаю, — жива осталась».
Успокоилась немного и стала прикидывать, как расплачиваться с заводом буду. Деньги у меня имелись, «свадебные», как их называла бабушка. Она перед смертью наказывала:
— Береги их, пусть у тебя, сиротинушки, свадьба будет, как у добрых людей.
Машинка швейная еще осталась, старинная. Соседка Мария все подговаривала — продай да продай. Но я не соглашалась. Шить на ней бабушка научила, говоря:
— Будет тебе кусок хлеба на черный день.
И еще был у меня сервиз на 64 персоны — прабабушкин. Им всего три раза и пользовались: на свадьбу прабабушки, бабушки и мамы. Теперь таких не делают.
Жена директора завода, Анна Николаевна, очень хотела его купить:
— Зачем он тебе, продай.
— На свадьбу, — ответила. А она смеется:
— Какая тут свадьба? Где женихи-то?
Но я все-таки верила, что Бог не оставит меня. И молитву девушки о замужестве часто читала. В церкви просила Господа дать мне мужа верующего, непьющего, доброго.
Вот и деревня. На первом этаже завода, там, где бухгалтерия, свет горит. Беспокоятся, видно, никогда так поздно не возвращалась. Захожу… И первое что увидела — сидит на скамейке Николай, а у ног его сумка моя стоит. Как я кинулась к нему, обняла и давай целовать. А он прижал меня к себе да поцеловал прямо в губы…
Тут я опомнилась.
— Что это ты себе позволяешь! — сказала строго.
Все смеются, и громче всех Николай.
— Ну что бы я за парень был, если такая красивая девушка меня целует, а я бы растерялся?!
Пошел он провожать меня домой. А как открыла я дверь, ногу на порог поставил.
— Что же ты, Катюша, домой меня не приглашаешь, чаем не напоишь? Да и путь у меня до моей деревни далекий — видишь, совсем ночь.
И так мне обидно стало, даже слезы еле-еле сдержала.
— Убери ногу, — крикнула, — и не приходи больше никогда!
Он отступил и как будто даже обрадовался.
— Не сердись, Катюша, шутник я.
Так и расстались. Полночи не спала, все думала: вдруг и вправду не придет… Но Николай пришел и стал заходить почти каждый день. И в банк за деньгами со мной ездил.
А через несколько месяцев, когда год прошел после бабушкиной смерти, мы поженились. Обвенчались, свадьбу сыграли. Ох как пригодился тут сервиз на 64 персоны!
И старенькая машинка кстати пришлась — у нас уже два парня и девчушка: все горит на них. Всех обшиваю. Разве накупишься? И Коле своему шью такие рубашки, что парни спрашивают: где покупаешь?
Вот уже десять лет вместе прожили, а как десять дней — так мне хорошо и радостно с ним…
Борис Ганаго, "О Промысле Божьем"
|
Оленька ослепла в три года. Девочка, конечно, плакала. Она помнила, как выглядят бабочки, васильки, бездонное небо…
Теперь солнце для нее погасло и наступила непроглядная ночь. Навсегда. Малышка и без того была сиротой, а тут такая беда.
Что делать? Как жить? Учиться? Но в селе нет школы для слепых.
Как не впасть в отчаяние, не возроптать? Лишь впусти гибельный помысел, и грех уныния завладеет душой. Кто знает, какие мысли возникали в детской головке? А ведь возникали. Не могла же она не думать…
Старшие сестры утешали как умели. Но и им не дано было разгадать замысел Божий о малютке. Оставалось только всю надежду возложить на Господа и Божию Матерь.
Сестры научили Оленьку молиться. Молитва стала для нее спасением, главным делом, содержанием жизни. Молилась она с любовью, почти беспрерывно. Молилась не только за себя и близких, но и за весь мир. Ее учили: пока на Земле творится молитва, жизнь сохранится.
Оленька молилась всем сердцем, всей душой. За ее усердие Господь дал ей дар прозорливости.
И если телесные глаза девочки оставались слепы, то духовные очи видели невидимое. Оля стала нужна людям. Многие приходили к ней, прося ее молитв, так как ей открывалось и будущее. Она даже знала, кто и с чем придет к ней завтра.
Однажды во сне ей явилась Сама Божия Матерь и поручила:
— Оля! Возьми Меня к себе. Меня топчут! Оленька знала: в соседнем селе Коробейникове в прекрасном храме находилась особая святыня — икона Казанской Божией Матери, данная Богом для прозрения народа, для спасения.
Село Коробейниково славилось трудолюбием, совестливостью, набожностью. Без имени Господа глаз не открывали по утрам. Миром такой храм построили, каких нигде в округе не было.
Но знала Оля, что и времена наступили страшные, времена всеобщего духовного ослепления. Храм в Коробейникове был превращен в загон для скота. Иконы либо забирали и продавали за границу, либо рубили для топки печей в сельсовете.
Казанскую икону Богоматери бросили у порога, чтобы входящие попирали ее ногами.
Почему Бог попустил такое? — невольно возникал вопрос. Кто мог объяснить? И вот вместо ответа девочка ночью слышит голос Богородицы:
— Оля! Возьми Меня! Меня топчут! Ольга спросила:
— Божия Матерь! Как я возьму? Я ведь слепая.
— Скажи людям!
Утром Оля передала услышанное племяннице. Та перепугалась:
— Ты что?! Там же сторож.
Да, за такое бы не помиловали. Последнего священника угнали по этапу, а сколько расстреляли?! Если же поймают при краже иконы, то… подумать страшно. Племянница не осмелилась.
Но в следующую ночь Божия Матерь вновь повелевает:
— Скажи чужим!
До утра молилась Ольга, пока не пришла соседка. Та с радостью согласилась. Решилась и племянница, хотя, конечно, трепетала вся. И пошли они вдвоем, поручив Оле молиться за них…
Сторожа на месте не оказалось. Спрятали икону в мешок — и домой.
Икона вся сплошь была покрыта грязью. Вдруг от нее прозвучал голос, обращенный к Оле:
— Наклони Меня на левую руку, а правой помой.
Когда омыли, обнаружилось, что икона сильно повреждена. Лики Богоматери и Младенца едва виднелись.
Оля шептала:
— Божия Матерь! Ты за нас страдала, за нас терпела, по Тебе ходили…
И опять от иконы прозвучал голос:
— Все, все согрешили!
И тут из глаз Божией Матери потекли слезы.
Это чудо видели многие односельчане, пришедшие поклониться Богоматери.
Оленька молилась беспрестанно. И совершилось новое чудо — лики Богоматери и Младенца обновились, исчезли трещины и царапины. Икона стала гладкой, засияла яркими красками.
Ольга всю жизнь не расставалась со святыней, став ее хранительницей всюду, куда бы ни забрасывала ее жизнь. Богоматерь всегда была Путеводительницей для слепой.
Когда умерли сестры, Оля не пришла в отчаяние, а спрашивала, молясь:
— Божия Матерь! Как мне доживать одной? После долгих молитв услышала:
— Завтра придут мужчина и женщина. Будут звать тебя жить с ними. Не бойся, иди, они тебя досмотрят и похоронят. Икону Мою возьми с собой.
И действительно, утром за ней пришли добрые люди — Варвара и Феодор Шилкины. Оля рассказала, какой у них дом, потом добавила:
— А жить я буду в той комнате, где одно окно и проживу у вас около 11 лет.
Все так и было. Дано было ей жизни земной еще 10 лет и 10 с половиной месяцев — до 1982 года.
Хотя и в эти годы Оленька оставалась слепа, но ее духовному взору открывались многие чудеса Божией Матери. Видела она, как менялся Ее лик, когда приходили помолиться благочестивые православные люди — икона тогда покрывалась золотыми звездочками. Когда являлись неверующие поглазеть на диво из праздного любопытства, звездочек не было.
Удивительно: даже цвет образа менялся, светлел, когда молились от сердца.
Теперь храм в Коробейникове восстановлен и святыня вновь там. Но в памяти по-прежнему звучит упрек: «Все, все согрешили!»
Разве не все? Не продолжаем согрешать? Исполняем ли замысел Божий о нас?
Борис Ганаго
Икона Казанской Божьей матери в Коробейниково, во время крестного хода
|
" ОТЧЕГО ЖЕ ЛЮДИ ТАК ЖЕСТОКИ?"
Отчего же люди так жестоки?
Отчего же камень на душе?
Собираем мы добро, как крохи
Неужели мы зверье уже?
Почему пропала в нас душевность?
И куда девалась доброта?
Нам недолго жить и... в бренность
Мы уйдем с обидой навсегда.
Может кто-то нам подсыпал яду
Чтобы люди становились злей?
Чтоб взглянув...По одному лишь взгляду
Догадаться убегать скорей.
Почему в душе у нас осадок?
Почему не сжалится душа?
Это , люди... Это... непорядок
Наша жизнь не стоит и гроша.
Почему наш взгляд, порой, холодный?
Почему стоим к беде спиной?
И к родному, словно он нерОдный
Вместо слов - одно: грызня-грызней.
Что же на душе у нас скопилось?
Не осталось места для любви
Что же, люди, с нами вдруг случилось?
Отчего мы стали так скупы?
Почему сердца наши закрыты?
И на них висят уже замкИ?
Были ведь сердца всегда открыты
Не были к друг другу так строги.
Кто мне скажет :" В чем причина злобы?
Почему в нас состраданья нет?
Или мы уже особой пробы?
Кто ответит в чем причина бед ?"
Дильбар Кудрякова
|
"Дети должны быть желанными и любимыми"
Беседа с многодетной мамой Надеждой Крохиной
У меня шесть детей. Старшему ребенку 26 лет, а младшему - 3 года.
Считаю, что дети должны быть разновозрастные, и, прежде всего, желанные, несмотря ни на что. Родителям нельзя думать: вот, мол, так случилось, и мы его принимаем. Дети должны быть целенаправленно и желанно зачатые, в любви и согласии. Причем при обоюдном согласии как мамы, так и папы.
Первого ребенка я очень хотела, потому что моего мужа забрали в армию в 23 года, и я не хотела оставаться одна... Я какой-то период работала, а потом ушла в декрет. Муж оставил меня беременной, а когда вернулся из армии, ребенку уже было полтора года. После демобилизации супруга не прошло и года, как появился второй ребенок. Я для себя твердо решила: «Двое есть - и хватит, больше детей не хочу». И всякий раз, когда проходила мимо роддома, думала: «Еще детей - никогда и ни за что». Вот уж точно: человек предполагает, а Бог располагает.
Прошло два-три года, и мы с мужем укоренились в православной вере, воцерковились. Наше мировоззрение кардинально изменилось... Потом я уже думала: «Какая я была глупая, что меня посещали такие мысли». Я стала жить по принципу: буду рожать детей, но не беспорядочно, а целенаправленно и столько, сколько будем чувствовать по силам, которые дает Господь. Сейчас ни об одном своем ребенке не могу сказать плохо. Если ребенок зачат и рожден в любви и согласии, то он будет и послушный, и здоровый. Конечно, важно не только родить детей, но и еще правильно их воспитать. Если ты ребенка не воспитываешь, значит, ты его не любишь. Слепая любовь: чмок-чмок-чмок! Сю-сю-сю!.. - все это «облизывание» ни к чему хорошему не приведет... А что такое воспитывать? Это постоянно объяснять, что хорошо, а что - плохо, разговаривать с детьми, а не просто командовать ими или «откупаться»: «На тебе деньги - иди, погуляй».
К тому же нужно научить ребенка говорить «нет» внешнему социуму с его соблазнами, которые всего лишь красивая обертка... Конечно, разговаривать и объяснять гораздо сложнее: надо напрягаться, думать, тратить свое время. Но впоследствии все это возвращается сторицей. Приведу пример из своей жизни. Когда у нас родился Ванечка, ему сейчас 15 лет, то непонятно что в стране творилось. Материально было трудно, но интересно. В то время стали появляться в продаже модные коляски. У нас же была старенькая немецкая. И я говорю: «Может быть, нам все-таки купить новую коляску?» А мне дочка, ей тогда было 11 лет, говорит: «Мама, да ты что, главное, чтоб его любили!» Представляете? Это сказал ребенок в 11 лет!
Мы как-то на улице увидели модно одетую молодую маму с новенькой дорогой колясочкой, которая раздраженно говорила своему малышу: «Ты мне надоел, да закрой рот, наконец!» - и все в таком духе. Дочка пришла домой расстроенная: «Она его вообще не любит, мам!» В итоге, мы помыли свою колясочку и пошли гулять с Ванюшкой.
Я считаю, что даже у нашего последнего ребенка, скоро ему будет 4 года, кризис уже наступил. Доказано, что первый бессознательный кризис у ребенка начинается в год, а уже первый осознанный перелом проходит с трех до четырех с половиной-пяти лет. Это первый перелом. Ребенок уже личность, у него формируется внутренний стержень. Некоторые мамы говорят: «Ой, ну что же мне с ним делать?!. Ничего не понимает!» - «А сколько ребенку?» - «Три года» - «На три года опоздала». Если до трех лет ребенка не воспитали, то потом с ним уже ничего не поделаешь. Можно переломить? Ничего подобного. И соответственно, если этот момент не упущен в воспитании ребенка, то, соответственно, и следующие переходные периоды - от семи до девяти лет, потом от 11 до 15-ти - проходят очень спокойно. Конечно, бывают и какие-то протесты, оговорки: «А я не хочу». И больше того, подросток может сказать: «Отстаньте от меня! Вы меня напрягаете» и т.д. Но когда ребенка вовремя удержали в ранних возрастных кризисах, то все остальное проходит гладко.
Зачастую в многодетных семьях у старших детей нет детства, так как они становятся няньками для младших. Вот этого не должно быть никогда. Нельзя старших детей принуждать быть няньками и воспитателями для младших. Надо сделать так, чтобы они с удовольствием помогали в этом родителям. Однако маме необходимо максимально справляться самой: как бы она ни устала, она должна пересилить себя, взять колясочку и пойти с ребенком погулять. Дать возможность старшим детям отдохнуть, заняться своими любимыми делами. Дети нам ничем не обязаны. Они нас не звали, - мы их нашли, мы их зачинали и родили. Это мы им всем обязаны и ответственны перед ними. К сожалению, родители это часто забывают. Мамин ребенок, мама должна его и воспитывать, а не старший ее сын или средняя дочка.
Перед тем, как записать детей в музыкальную или художественную школу, я им говорила: «Это ваш выбор, я вас не заставляю». Инициатива должна исходить от ребенка. И более того, всегда учила детей, что начатое нужно доводить до конца. Сейчас модно водить совсем маленьких детей на всякие «развивалки». А что мешает маме дома взять пять кастрюль разного диаметра и показать, как одна вставляется в другую или слепить вместе с ним фигурки из теста - чем не «развивалка»? Зачем вести полугодовалого кроху на подобные занятия? Мама заплатит за развивающие уроки, сама сидит в коридоре, а какая-то чужая тетя с ним занимается. Да какой же тут авторитет будет у мамы? Никакого!
Я считаю так: надо и в плохом всегда находить что-то хорошее. Что такое оптимизм? Это никогда не кидаться в панику, но всегда находить какой-то выход из сложной ситуации, идти на компромисс с близкими. Пример из жизни. Мне звонит знакомая, когда начался дефолт: «Ох, ты знаешь, так тяжело, кушать нечего. Вообще, все, крах... хоть кончай жизнь самоубийством» Я говорю: «Что случилось с тобой?» - «Кушать нечего, денег нет, того нет, этого нет...» - «Хорошо. Сейчас я соберу тебе продукты, принесу тебе необходимое: мыло, стирального порошка отсыплю - все будет хорошо, не переживай. Как-нибудь недельку-другую переживем, что-нибудь потом прояснится... Что у тебя есть?» Она мне называет набор полноценных продуктов, но из которых надо готовить... Оказалось, у нее не было колбасы, каких-то куриных полуфабрикатов и т.п. Тогда я ей сказала: «Слушай, милая моя, по такому поводу мне больше не звони...»
Вот как бывает у людей. Для нас то, что у нее есть, - хорошо. А для нее то, что она имеет, - плохо. Иной радуется, что у него «Жигули», и он счастлив. А другой едет на «Мерседесе», и недоволен.
Источник: http://www.pafnuty-abbey.ru/publishing/6681/
|
Новый дедушка
Но дороге шел одинокий путник. Он направлялся в монастырь. Это был известный в городе купец Петр Медведев. Удачливый и работящий, он быстро нажил состояние, приобрел прекрасный дом, где и жил счастливо с женой и сыном.
Но пришел тяжелый час. Сначала заболел сын, потом ухаживавшая за ним жена и, несмотря на усилия докторов, почти в один день Петр потерял обоих. И напала на него такая тоска, что свет стал не мил. Запустил дела — все валилось из рук.
«Зачем я живу, для кого работаю?» — спрашивал он себя и молил Бога забрать и его.
Видя состояние купца, посоветовали ему добрые люди отправиться в монастырь, где проживал прозорливый старец:
— Вот и спросишь его, как тебе дальше жить.
В монастырь Петр пошел пешком, как было принято в то время на Руси. Монахи встретили его радушно. Побыл он первый день на службе, а на второй принял его старец. Рыдая, Петр рассказал ему о своем горе. Положил старец руку на его голову и говорит:
— Господь милостив, вернется радость в твой дом. Отправляйся сейчас домой, а когда пойдешь через деревню, Богу молись да поглядывай по сторонам.
И благословил его.
Уже вечерело, и монахи предлагали Петру остаться. Но купец поблагодарил их и домой отправился. Он не хотел ослушаться старца, хотя его последние слова были не совсем понятны.
Идет он через деревню, а уже совсем темно стало. Надо искать ночлег. И вдруг видит, возле одного дома кто-то туда-сюда ходит. Присмотрелся — парнишка маленький, в коротком зипунишке да в большущих валенках — утонул в них. «Господи! — подумал, — да кто это ребенка на улицу в такую темень отпустил?» — и пошел ему навстречу.
А тот, как увидел его, закричал:
— Дедушка, дедушка! Ты за мной пришел? — и побежал. Бежит в своих валенках, падает, поднимается и опять бежит, все время повторяя:
— Ты за мной пришел, дедушка?
«Ну, — думает купец, — видно, заблудился малыш и рад, что живую душу встретил».
— За тобой, — сказал и взял его на руки. — Так где же ты живешь, парень? — спрашивает.
А ребенок смотрит на него радостно васильковыми глазенками и объясняет:
— Я жил с дедушкой, его вчера похоронили, а меня пока взяла к себе соседка, бабушка Марфа. Я весь день так плакал, так плакал, а ночью во сне пришел мой дедушка и сказал: «Не плачь, Николка, а завтра вечером выходи на улицу, за тобой придет новый дедушка и возьмет тебя с собой». Вот я тебя и дожидался.
— Неужели Бог мне внука дал? — обрадовался Петр и понес ребенка в дом.
Их встретила старая-престарая бабушка и стала ругать мальчика за то, что он убежал с печи на улицу.
— Бабушка, — оправдывался Николка, — не сердись. Я должен был встретить моего нового дедушку.
Петр раздел мальчика и уложил на печь. Николка доверчиво прижался к нему, обнял двумя руками за шею и прошептал:
— А ты завтра не уйдешь без меня? Растроганный купец ответил:
— Ну как я один уйду, если твой дедушка передал мне тебя. Спи, дружок, спи.
И мальчик спокойно уснул.
Борис Ганаго, "О промысле Божьем"
|
|
|
