У отца Феодора осталась матушка Галина и девять детей, самой маленькой из которых на тот момент было всего-то два месяца.

История любви Патриаршего иподиакона Феодора Соколова и простой белорусской девушки Галины принадлежит к числу тех, которые можно бесконечно перечитывать и переслушивать: так много в ней назидательного и прекрасного. И сегодня, когда мы молитвенно поминаем протоиерея Феодора, мы рады предложить читателям портала Православие.Ru воспоминания его супруги, которыми она поделилась с нами незадолго до этого дня.

«Кто у тебя в семье молитвенник?»

Встреча наша была промыслительной. Когда Федюша впервые привез меня к своим родителям, его мама, Наталья Николаевна, спросила: «Кто у тебя в семье молитвенник?» — «Мама моя, — отвечаю, — и дедушка Андрей молитвенник, папа моей мамы». — «А ещё кто? Я у тебя спрашиваю, потому что знаю: у Феденьки будет вымоленная жена». Так она считала. Она всегда молилась, чтобы Бог послал Феденьке супругу, верную Господу, чтоб была Его святая воля на этот брак.

А я пришла к вере по молитвам моей мамы, по её смирению. Я родилась десятым ребёнком в семье. И, конечно, очень много мама моя перенесла страданий.

Как-то она с подругой поехала в Лавру и увидела, как много там молодёжи, как все они Богу молятся, — а у нас в селе в храм только бабушки ходили. Попала она к очень хорошему батюшке, отцу Илье^[1] (теперь он наш духовник), исповедовалась ему и стала умолять: «Батюшка, молитесь за моих детей, чтобы они к Богу пришли, мои дети не знают Бога так, как эти люди».

А батюшка в ответ: «Ой, нет, что ты! У тебя детей десять человек! Нет, нет». Она опять: «Батюшка, пожалуйста, возьмите моих детей в молитвы». — «Нет, нет, Вера, даже не проси». Она в третий раз подходит, уже перед отъездом: «Батюшка, я вас очень прошу, молитесь за моих детей, хотя бы за последних: они жизни не знают». — «А кто у тебя последние?» — «Галина да Вера». — «Ну, хорошо, давай за последних начнём молиться. Только я тебе дам правило». И дал.

Правило отца Ильи

Мама приехала в деревню, и с того момента совершенно другая жизнь настала у неё. Она не оставляла это правило до последнего вздоха, не меняла ни единого дня, сколько бы ни было у неё работы, — а ведь жила в деревне, представляете, сколько там труда!

Встаю рано утром в школу — мамочка уже молится. Прихожу со школы — молится, ложусь спать — тоже молится. Утренние и вечерние молитвы, Псалтирь, Евангелие, акафисты... Он дал ей список святых, чтобы ежедневно поминала. Это правило, а еще — чётки.

К концу её жизни одна из моих сестёр, ставшая монахиней, сказала: «Наша мама молится как схимница. У нас в монастыре схимницы так молятся».

Ещё я помню, что мой дедушка Андрей был великий молитвенник, очень скромный, добрый, терпеливый. Я его хорошо помню, потому что его и мамиными молитвами Господь меня миловал, Господь привёл к вере и меня и мою сестру Веру, в монашестве Валерию. Она уверовала, когда ещё студенткой была.

Так постепенно все мои сёстры пришли к вере. Все абсолютно.

Плоды маминых молитв

Я видела, как мама молится. Бывало, она мне говорит: «Галина, ну, ты хотя бы перекрестилась перед едой». А я стеснялась перед мамой креститься: «Не буду», а сама ухожу в другую комнату, там «Отче наш» прочитаю, потом вернусь и сажусь кушать.

Однажды мне захотелось в храм пойти на праздник. Это было Рождество, а у нас (это же Белоруссия) пели в храме колядки после службы. Как раз хор пел колядку про то, как Ирод много детишек убил. У меня все внутри сжалось и слезы выступали... Хоры у нас наверху, и храм так расписан, что перед нами — весь путь страданий Христа! Я смотрю на эти росписи и плачу: жалко этих детей, жалко Господа.

В следующее воскресенье мне опять захотелось в храм пойти, я и пошла. Потом стала по всем воскресным дням ходить. Так и ходила, хотя ничего толком не понимала. Знала, конечно, «Отче наш» и «Богородицу», но не больше.

Ходила и на танцы, в кино. Только стала вдруг замечать за собой, что когда, возвращаясь с танцев, поворачиваю на нашу улицу и вижу издалека домик наш, где свет горит, и представляю, что мама молится, так внутри у меня возникает такое состояние, как будто я что-то неправильное делаю.

И хотя ничего греховного не было, но во мне поднималась душевная тревога. И я, вся смущённая, приходила домой, а мама спокойно говорила: «Там бульба на припечке стоит». Я покушаю этой бульбы и ложусь спать под мамины молитвы. Она никогда меня не упрекала, никогда меня не заставляла, чтобы я молилась. Вот насколько мудро она себя вела, а Господь по её молитвам потихонечку меня менял, моё сердце. Это я уже потом стала понимать, мне всё это Федюша разъяснил.

Лавра

Окончила я десять классов и не знала, куда пойти учиться. А тут сестра моя, которая в Подмосковье живёт, попросила, чтобы я приехала и ей с детками помогла. Мамочка и говорит: «Ты поезжай, сестре помоги, вместе с этим я тебя благословляю, чтобы ты обязательно побывала в Лавре, к батюшке Илье зашла, это моё тебе благословение».

Я уехала, а за этот год моя сестра Вера, которая теперь монахиня Валерия, оставила свой техникум и переехала жить в Сергиев Посад, поближе к Лавре. Как-то она приезжает к сестре и говорит мне: «Галина, когда же ты в Лавру поедешь, ведь тебя мама благословила? Когда к батюшке пойдёшь?» А я: «Приеду как-нибудь, приеду». Сестра: «Ты увидишь, сколько там молодёжи, тебе, знаешь, как будет радостно! Может быть, тебе понравится какой-нибудь парень, и ты станешь матушкой...» Я: «Ты что? Я — да матушкой?! Если будешь так говорить, не поеду туда!»

...Никогда не забуду, как я в итоге первый раз в Лавре очутилась. Я деткам об этом часто рассказываю, как вышла с электрички, иду по мостику и думаю: «Где же эта Лавра? говорили, что я её увижу...»

И вдруг вижу купола — у меня аж дух захватило! Мороз был, солнце, погода чудесная. Иду, а Лавра постепенно приближается, открывается, выхожу на площадку смотровую^[3] — и передо мной вся Лавра. Восторг! Я ещё туда не вошла, а уже всё прочувствовала. И когда я пришла, нашла батюшку Илью и у него поисповедовалась. Какое это было счастье!

Я сказала тогда, что никогда отсюда больше не уеду — такая я легкая, счастливая была после исповеди! Так мне было хорошо! Голос батюшки нежный, ласковый, с такой любовью он ко мне отнесся, — никто так со мной до этого не разговаривал: у нас в деревне простое было воспитание. Выслушал, наставил, после этого я побыла в Лавре ещё денёчка два и уехала к сестре. А тут Господь меня испытал...

Испытание

Я сказала, что больше из Лавры не уеду — и вот Господь послал мне испытание на твердость веры. Но я тогда этого не понимала — это мне потом Федюша разъяснил.

Вернулась я из Лавры. А две другие наши сестры живут в Ростове-на-Дону. Они меня пригласили к себе, я и поехала к ним в гости.

Приехала, а там так хорошо: молодёжь, весело. Сходили в кино, к другой сестре сходили, день за днём проходит... Сестры стали предлагать у них остаться: дескать, стану я у них учителем физкультуры в школе... Пошли мы однажды на чей-то день рождения. Были танцы. Я, правда, не танцевала, но всё равно... Потом вечер был, мы сидели, слушали музыку, смеялись... А когда все гости разошлись и настала тишина, я зашла в комнату (вот как сейчас помню!), за стол села, а на столе стоит зеркало, и я смотрю на себя.

И вдруг вижу, что я накрашена. И когда я увидела это, то у меня перед глазами вдруг отец Илья представился, Лавра... Как я стала плакать, как я стала рыдать!

Ко мне сестры кинулись: «Что ты плачешь? Что случилось?» — «Я накрасилась. Я же исповедовалась, я же говорила, что больше не буду, а накрасилась. Всё! Завтра же уезжаю от вас».

Счастье, сушки и вода

На следующий день я собралась, попросила денег на дорогу и уехала. По приезде сразу же поехала в Лавру к батюшке, поисповедовалась заново, всё рассказала. Осталась и больше никуда уже не уезжала. Мы с сестрой жили в подвале одного домика. Голодно бывало. Я девочкам рассказываю, как я в юности жила. Все сёстры не хотели, чтобы мы с Верой были в Лавре, а мы там жили и были счастливы! Кушали сушки какие-то, что нам принесут, пили кипяточек — вот этим и кормились, пока меня батюшка Илья не устроил на работу^[4]. На самом-то деле это были не трудности, а счастье для нас! Я ходила на все службы, я — у преподобного Сергия! Это незабываемые годы, незабываемое счастье, радость познания Господа. Когда потом я Федюше говорила, что время моей юности было самое счастливое, он обижался: «А как же я, как же я?..» — «Ну, что ты, Федюша, с тобой вообще просто слов нет!» Таким вот образом, по молитвам мамы, Господь меня в Лавру привёл, там меня Федюша увидел, а это уже в книге^[5] описывается.

«Батюшка Сергий, как хорошо у тебя в Лавре!»

Матушка Галина Соколова. Фото: А.Поспелов / Православие.Ru

Не от того, что я Федюшу узнала, а от того, что я здесь, в Лавре, у Преподобного. От того, какие здесь все люди замечательные, оттого, что Преподобный меня кормит, одевает, так обо мне заботится. Оттого, что вот уже и мой брат к вере пришёл. И я, такая счастливая, иду к преподобному Сергию и всё ему рассказываю, как есть: «Батюшка Сергий, так хорошо у тебя в Лавре, снежок идёт пушистый, так красиво! Как у тебя там на небе?» Мне казалось, что у нас даже красивее! (смеется) Это, на самом деле, было очень большое счастье — с Господом жить и чувствовать Его.

Первое знакомство с Федюшей

Федюша как-то подошёл ко мне со своим другом и предложил халвы, попросил, чтобы я её обязательно скушала. Естественно я, пока столы убирала, о ней забыла. А они потом приходят: «Матушка, вы попробовали халвы?» С этого момента я его отметила. Но вот сказать, что прямо тогда я в него влюбилась, не могу (смеется). Кстати, с тех пор в нашей семье халва — особая традиция: сейчас пост начнётся, и у нас будет халва на столе.

Федюша мне говорил, что он меня первый раз отметил, когда я столы убирала. Они с ребятами стояли в трапезной, он посмотрел на меня и увидел, с какой радостью я их убирала, быстро, с улыбкой. Он тогда ребятам сказал: «Какая же будет хорошая матушка!» О том, что это егоматушка будет, он и не думал. Но потом говорил, что влюбился в меня с первого взгляда.

Он был очень скромный. Я ведь не знала, кто он, что он из такой известной семьи. А когда я увидела его на Пасху в подряснике, вообще ужаснулась, подумала, что он уже чей-то муж, а я же в мыслях думала о нем! И прямо к нему подхожу и говорю: «Кто ты?!» А он сразу понял, что я имею в виду, и говорит мне: «Это мне благословили». Федюша потом говорил: «Я сразу понял, о чем ты спрашивала, понял, что я тебе неравнодушен».

Он, конечно, мудрый был не по годам и очень выделялся среди ребят-семинаристов.

«Ты понравилась маме!»

И вот пригласил меня Федюша с родителями знакомиться, покушали, поговорили, собрались уходить. Тут мне Федюша и говорит: «Галюшечка, ты очень понравилась маме!» Я говорю: «Откуда ты знаешь?». А он: «Твои руки маме очень понравились!» — «Да? А что в них такого?». — «Ты не боишься работать: посуду помыла, вытерла, убрала всё». Я говорю: «Так это же естественно». — «Ну, наверное, не каждая могла так сразу это всё...».

А однажды я к нему приехала (мы в храм собирались), а его еще нет. Мама меня встретила — а запах такой на кухне! Такая вкуснота! Мама говорит: «Давай позавтракаем вместе, я приготовила рис с яблоком». Яички сварила. Когда заканчивали завтракать, я вдруг опомнилась и говорю: «Ой, простите, я скушала масло и яйцо, а сегодня среда». А мама говорит: «Ну, и очень хорошо, значит, ты не фанатка». Но я очень переживала из-за этого. И когда поехала в Лавру, то рассказала батюшке Илье, а он говорит: «Да, матушка Наталья Николаевна — мудрый человек, может быть, она тебя проверяла».

Как я расстроилась! С Федюшей потом встретились, я говорю: «Мама твоя проверяла, наверное, меня». — «Да ты что! Ничего она не проверяла! Она наоборот за то, чтобы люди не по букве жили, а по духу, ей по сердцу пришлось, что ты не стала говорить: “Сегодня постный день, вот это я не кушаю”, что ты была такой, какая есть». И всё — он меня успокоил, больше я не волновалась об этом.

Самое прекрасное, что есть на земле

А потом Федюша мне как-то очень быстро предложение сделал. Мы только один раз и погуляли на Покров Божией Матери, а на следующий день было предложение. Я к этому не была готова и удивилась, но сказала: «Да, я выйду за тебя замуж». Он говорит: «Ты ещё подумай! Жизнь матушки очень сложная. Да и мы не знаем, какое время будет. Недавно ещё семьи священнослужителей страдали, было много мучеников за веру. Может быть, ты не сможешь нести этот крест?»

На тот момент я вообще не понимала, что такое жизнь матушки, не знала ту историю, которую он знал, недопонимала, о чем он говорит. Но, знаете, когда ты видишь человечка, который в сердце твоём... Я ему тогда сказала: «Федюш, я постараюсь всё сделать, чтобы быть тебе достойной женой и матушкой. Я буду тебя слушаться и стараться жить так, как ты будешь мне подсказывать».

Соколовы

Как-то удивительно Господь связывает сердца, души. Мне кажется, мы не можем этого понять: только в вечности для нас откроется, что такое любовь, что при этом с душами происходит. Мне кажется, это такая великая тайна, которую человек не может умом осознать. Мне трудно передать, пересказать это чувство, но я знаю, что это самое лучшее, самое прекрасное, что есть на земле. Ради этого, ради этих чувств, которые наполняют тебя, бьют таким источником, ты готов на все...

Федина семья

Вот Господь мне послал Федюшечку — такого хорошего, такого замечательного, такого открытого, такого скромного.

Когда он мне сделал предложение, то уже всё продумал: как отвезёт меня к маме и папе, как познакомит. — «Да ты что!» Он говорит: «Да!». Я испугалась! Я ведь уже узнала, кто он, знала, что его родной брат — Инспектор семинарии. Помню, как-то в семинарской столовой на стол накрываю, а владыка Сергий идёт по столовой и проверяет. Я думаю: «Мамочки мои, это же брат Федюшин! Какой ужас, это ж надо мне потом будет с ним познакомиться, с таким великим человеком!»

Вскоре Федюша рассказал своей семье, что сделал мне предложение. Собралась вся семья... и я увидела, насколько это добрые, искренние и простые люди, что не надо бояться совершенно! Ты можешь сказать всё просто — как есть. Я увидела их отношения друг с другом и была просто поражена.

Мы ходили за ручку всю жизнь

А уж когда я вышла замуж, то просто попала в рай! Как меня мама^[6] восприняла! И Люба! Мы начинали жить, я приноравливалась, училась всему... Какую любовь, какое внимание они оказывали мне!

И видя это, мне хотелось отдать им всю себя.

Как мы были счастливы! Муж уходит еще только за дверь, а ты уже скучаешь. Пока его нет, все дома вылижешь, все абсолютно, наготовишь, наутюжишь, по полочкам разложишь, чтобы он пришёл и увидел, что ты его ждёшь.

И мы были счастливы!

Мы ведь на самом деле ходили за ручку всю жизнь. У нас короткая жизнь совместная — всего-то 17 лет, и никогда не было, чтобы мы за ручки не держались... До последнего мы садились ужинать и держали друг друга за ручки. Ручку положит на коленочку, поглаживает, ты его — и в этом счастье.

С первой минуты, как я отдала сердце Федюше, а он мне, так 17 лет у нас счастье и продолжалось.

Сразу же говорить!

Мы ещё до свадьбы договорились: чтобы не было в жизни недопонимания, нужно всё сразу же говорить друг другу. Не оставлять даже на 5 минут — сразу выяснять.

Он научил меня исповедовать мысли друг перед другом. Если что-то вдруг смутило, я ему тут же об этом говорила. А он мне. И сразу же всё становилось на свои места. Бывало, подойду: «Федюш, мне нужно тебе что-то сказать». — «Ну, хорошо, пойдём». Мы закрывались в комнатке, садились рядышком, он меня обнимал, я клала ему головку на грудь и начинала обычно: «Я не знаю, как тебе сказать...» А он: «Галюш, ну, как бы ты ни сказала, я пойму». И я пыталась объяснить, что мне за мысль пришла и на что я обиделась, и что хотела бы по-другому. И он тут же всё понимал. Объяснит, что имел в виду, обнимет, поцелует — и ты видишь, что ничего плохого не было, что всё хорошо. И он так же: «Галюшечка, мне нужно у тебя кое-что спросить. Что ты хотела сказать этим и этим? Я подумал вот так...». И я тут же ему разъясняла всё. Тут же обнимемся, нацелуемся — и так радостно.

Любовь нуждается в подкормке

Слава Тебе, Господи, что мы не орали никогда, не кричали, не выясняли отношений, никогда дети не слышали между нами грубого тона, какого-то слова, кроме «Федюшечка», «Галюшечка» и бесконечных поцелуев. Мы не проходили друг мимо друга в квартире, чтобы не поцеловать — в щёчку, в плечико, в головку. Каждый раз что-то приятное делали: я — ему, а он — мне. Вот, например, встаём утром, он первый пошёл в ванну, а ты думаешь: «Вот я застелю-ка кровать, пока его нет, ему будет очень приятно». И быстро-быстро застилаешь эту кровать, убираешь, окошечко открыла, занавесочки распахнула и ждёшь. Он зайдет, расцветёт: «Ой, Галюшечка, ты уже убрала, как хорошо!» Я говорю: «Я старалась». И он так же делал.

Это как Александра Фёдоровна