Поправилась чтоб старшая сестра, 

И мамочка была всегда здоровой, 

А папа не был никогда суровый. 

 

Она молилась слёзно, чтоб война, 

Оставила на все их времена, 

Установился мир чтоб на планете, 

Росли в заботе радостные дети. 

 

Молилась, чтоб никто не голодал, 

От холода в обносках не дрожал, 

А мог построить дом себе уютный 

С ухоженной лужайкой изумрудной. 

 

Она молила Бога, чтоб в сердцах 

Любовь жила, а не какой-то страх. 

Ходили чтобы люди чаще в гости, 

А в одиночестве не грызли ногти. 

 

Просила Бога, но не о себе, 

Заснула обессилено в мольбе… 

А рядом ангелы небесные собрались, 

Чтоб все её желания сбывались. 

 

© Юлия Зельвинская

Поэзия Натальи Черных в рубрике Павла Крючкова

Постоянный читатель «Строф», вероятно, заметил, что гостями этого раздела все чаще становятся те, кого принято именовать актуальными современными поэтами. То есть — теми, чьи стихи находятся в поле зрения журнальной литературной критики, входят в разнообразные антологии и звучат в авторском исполнении на поэтических фестивалях.

Но ведь и критиков много, и антологий с фестивалями, и — поэтических направлений. Я уж не говорю о вечном напряжении между понятиями «традиция» и «авангард».

Давайте уточним, о каких же поэтах в данном случае идет речь.

Сейчас я попробую произнести те самые два слова, которые люблю и которых чуть-чуть побаиваюсь. Но именно они коротким путем приводят к личному пониманию того, что стоит — именно для меня — за стёршимся от употребления оборотом «актуальный современный поэт». Добавлю, что поскольку «каждый выбирает по себе», это, конечно, и некоторые из тех авторов, которые публикуются, скажем, в «Новом мире».

…Кого я — как один из читателей, любящих поэтическое слово, — избрал себе, что называется, в со-путники «по душе». Даже если в обычной жизни мы видимся не часто.

Итак, это поэзия одухотворенная и таинственная. А дальше — всё. Дальше начинается (или не начинается) что-то вроде сотворчества. Выражение «почитать стихи» тут никак не подходит. Подходит слово «встреча» и последующие производные от него.

Приглашая вас к чтению поэзии Наталии Черных (чьи поэтические и публицистические книги обогатили мою читательскую судьбу), хочу обмолвиться. Это поэзия — медленной встречи. Это — изысканное, беспокойно-счастливое, музыкально-многоцветное искусство, требующее от читателя доверия, свободы и определенного духовно-культурного опыта.
Ну а если без требований? Хорошо, тогда попробуем прямо сейчас, можно вполголоса, прислушиваясь к себе: вот эти — шесть, написанных Наталией Борисовной в разные годы.

…У Наташи, кстати, так уж вышло, немало однофамилиц…
Что?.. Книги о святых? Да, есть и у неё: от «Уроков святости» до «Подвижниц». Замечательные, их тоже любят.

Павел Крючков,
заместитель главного редактора журнала «Новый мир»

* * * * * * * * 

Радость — сердце моё,
Колокольчик серебряной радости.
Радость — слово моё,
Пара слов, присосавшихся к памяти.
Радость — имя моё,
Перепачкано белою мукою,
Пылью уличной — не замети её,
Скрипом на сердце да стукотом.
Горстью рассыпанной мелочи –
Радость раскатится по щелям,
Поди собери да наклянчи на гущу кофейную!
Ах, не собрать вас, щепотку просыпанной мелочи,
Пылью заросшую хрупкую утварь музейную,
Жерновом солнца размеленных,
Радость с серебряной чернотью.

* * *

Вера

Мишель, ma belle, молочное молчание!
Фильм «Розыгрыш» и пенье проводов.
Осенний птичий свист и зданье школы
В цветах, в цветах. Но лучше помолчать.

Болезненная девочка-подросток
Возле окна, до перемены долго.
Одна, за дверью класса, будто плачет.
Она лишь кажется. Она совсем другая.

Покуда мы, растаяв от тоски,
Дремали сладко посреди квартиры,
Оставленной родителями нам
На время отпуска, прошло почти полжизни.

Она доверчиво взглянула мне в глаза,
покорная случайному привету,
Но закричал болезненно звонок:
та девочка нас будто бы боялась.

Потом мы научились жизнь кроить,
Не спрашивая выкроек и ниток,
А это хорошо. Но в ней одной
Проскальзывала неопределенность.

Мы требовали что-то от неё,
Хотели лучше, падали, срывались,
И далее — да что там! А она
Склонила шею под епитрахилью.

И вот теперь, когда пришла пора
На улицу ей выйти — оказалось,
что нас всего лишь горстка. А вокруг
Рим, Иерусалим, Александрия.

За липами и каменным забором,
Похожим цветом на больничный, рынок.
Что делать, делать? Лишь мелькнул платок
Той, что дорогу вброд переходила.

* * *

Каинову пищу мы постом едим:
сухофрукты, злаки и капусту.
Каинов удел непобедим:
там хлеба растут светло и густо.

Авелева пасха коротка:
солнце зябнет, время убегает.
Это волос в глубине платка:
в шею колет и с весной не тает.

Каиново семя прорастет
в причащённых по субботам детях.
Авелю на руки слаще сот —
кровь, кого несчастье в мире метит.

* * *

Казанская

На Казанскую в ноябре,
По морозу — как по жаре.

Бабки строятся в ополчение,
Воевать с мировой невзгодою —
Отражать врагов наступление
С Девой, Избранной Воеводою.

Дело тут не в охах и аханьях,
Проверяйте, поверьте ли —
Так становятся надо страхами,
Узнавая в глаза бессмертие.

* * *

Ксения

За свою принимают там,
Где кладут еду между рам.
Хоть своя, да всё-таки барышня.
— Да я не тамошняя!

Ты замкни, Господи, мне уста,
Чтобы речь проста и чиста,
Отвори мне, Господи, речь наглядную,
Чтобы всякой твари понятная.

Чтобы — если не при серебре,
Так в любом дому — на своей земле.

* * *

Житие человека с колокольни

Как в день, что перед смертью — в каждый день:
И трудные, и важные итоги.

И звук на вкус — как дождь, и цветом — полутень
От переливов листьев, на дороге,
Ведущей неизбежно вверх, туда,

Где лестницей прекрасной станет вдруг
(Ступеньки в ней — и облака, и звёзды,
Но словно бы в глаза глядятся грозно,
Как друг, как бесконечно старый друг,
и в каждом из зрачков дрожит звезда).

Так память входит в узкое ушко,
Так сталь тончайшая пронизывает руку,
Так вместе со слезами пьёшь науку
Которая ведёт легко-легко:
Из никогда — в одно всего: когда,

Из настроений, в молодость вернув
Глаза и руки, стопы, силы, голос
(И Ангел молнией расчешет волосы,
Над ними семь оттенков развернув) –

Проснётся колокол, а я смогу увидеть,
Что было трудно, — в свете красоты.

http://foma.ru/v-svete-krasotyi.html

 

Храм, или церковь, – место, где совершается Богослужение. И, среди других, самое главное Богослужение – Божественная Литургия. 

Ходить в храм – не значит ставить свечки и молиться перед иконами. Это, как раз можно делать и дома. Прежде всего, ходить в храм – значит, участвовать в Литургии, входить в общение с Богом, принимать в себя жизнь и силу Его. (Он Сам сказал однажды: Если не будете есть Тела и пить Крови Сына Человеческого, не будете иметь жизни.) 

Что происходит на Литургии? Священник берет хлеб и вино, он и все верующие, собравшиеся в храме, молятся, и Бог таинственным образом претворяет хлеб и вино в Свои Тело и Кровь. Претворяет – значит, невидимо изменяет, творит из земных веществ что-то новое. 

«Тело» в древности означало живого человека, кровью обычно скреплялся Завет Бога с людьми. Когда Христос устанавливал Таинство Причащения, Он хотел сказать следующее: под видом хлеба и вина Я, Живой, буду с вами. В этом и есть тайна Нового Завета. 

Итак, Таинство Причащения – это свидетельство о присутствующем с нами Боге! И не просто свидетельство – это Таинство встречи с Богом! Причащаясь, мы соединяемся с Господом, принимаем в себя Его живительную, благодатную силу. 

А теперь сами себе ответим на вопросы: мы хотим иметь вечную жизнь? хотим стать причастниками Божией силы? хотим, чтобы наше общение с Богом стало не прохладно официальным (как у крещеного, но невоцерковленного человека), а живым, семейным? Если хотим – должны идти в храм. 

…Когда двое людей любят друг друга, они хотят быть вместе, они обнимаются, целуются. Они не могут вынести разлуки и скучают друг по другу. Так и человек, любящий Бога. Он скучает без Бога, тоскует. Евхаристия – это Таинство единения человека с Богом. И оно совершается в храме. 

 

Священник Константин Пархоменко

 

Самая страшная примета нашего времени - отпевать большей частью приходится молодых. На одного пожилого - 5-8 человек, не доживших до сорока. То, что у нас продолжительность жизни сейчас 53-54 года, так это за счёт стариков, которые держатся. Молодые жить не хотят оттого, что забыта заповедь об уважении к родителям. 

Задумался я об этом вот при каких обстоятельствах. Уронил однажды книгу святителя Иоанна Златоуста. Когда поднял, она была раскрыта так, что бросились в глаза слова (цитирую по памяти): «О родитель, какую на тебя заботу возложил Господь, от тебя зависит, сколько проживёт твоё чадо и как оно проживёт». Воспитаешь своего ребёнка согласно заповеди чти отца - и благо тебе будет, и долголетен будешь на земле. И хорошее жильё, и достойная работа, и мир в семье - всё проистекает от этого. Юноша, чтящий отца и мать, страшится огорчить их, старается лучше учиться, не напиваться, найти супругу, которая будет заботиться о его родителях, - то есть выберет достойную девушку. 

Тот же, кто зовёт родивших его на свет людей «предками», кому не важны их страдания, - он обречён. Недавно подошёл ко мне мужчина, стал просить денег на то, чтобы получить паспорт. Сказал, что недавно вышел из мест заключения и, если я ему не помогу, он деньги украдёт или отнимет у кого-нибудь. Из неполных сорока лет он провёл в тюрьмах и лагерях 19. Спрашиваю: «А где родители твои, ты знаешь?» Мужчина ответил, что вроде в Ессентуках, во всяком случае раньше там жили. «А когда ты последний раз с ними общался?» - «Лет девятнадцать назад». И таких на зоне если не большинство, то лишь благодаря интересу к родительской пенсии. Сотни тысяч, если не миллионы, взрослых чад пропивают эти гроши. В фильме «Калина красная» главный момент - это когда герой Шукшина, бывший уголовник, плачет оттого, что ему стыдно перед матерью, больно, что из-за него она в одиночестве коротает старость. Без этих слёз душе не возродиться. 

Но ни школа, ни общество не придают этому значения, даже в храме редко об этом услышишь. Стержень всей нашей жизни оставлен без внимания. Задолго до революции началось разделение на «отсталых отцов» и «передовых детей», это презрение к старшим и привело к трагедии. А после народ уже вовсю разлагали и разделяли, чтобы властвовать над ним, детей искушали следовать примеру несчастного отрока Павлика Морозова. Я по себе знаю, что это такое, сам однажды едва не донёс на отца. Это было во времена Хрущёва, когда людям запретили держать всякую живность - коз, свиней - свыше одной головы на хозяйство. А мы держали, и как-то отправил меня отец за мукой для запрещённого поросёнка. Идти нужно было далеко, по скользкой зимней дороге, потом возвращаться с немалой тяжестью - потея, изнемогая. Но ещё больше мучило то, что отец нарушает закон. И было желание пойти в контору, разоблачить его, как полагается хорошему пионеру. А мне очень хотелось быть хорошим, смыть позорное пятно «сына раскулаченного». Дня три я маялся, но потом понял: предать отца - это против совести. 
Не один я это понимал. Знавал немало советских работников, в том числе коммунистов, которые пришли потом к вере. Все они имели нечто общее: не отреклись от родителей, бабушек, дедушек, сохраняли к ним уважение. Через это достигается мир в душе. А ведь немного и нужно, чтобы его обрести. 

Некоторое время назад женщина лет шестидесяти пожаловалась мне на свою мать. У них уже много лет были плохие отношения. Женщина - сама уже бабушка - была в положении подростка, который всё что-то стремится доказать. «Не спорь с матерью, - говорю, - скажет на солёные огурцы, что они свежие, соглашайся. Того требует заповедь». Через две недели приезжает сияющая, рассказывает: «Помирились, так хорошо живём, как лет тридцать не жили. И мама спокойная такая...» Думаю, дело было в следующем. Мать этой женщины неосознанно защищала своё право на власть. Власть особую, данную ей Богом, и когда дочь стала ей уступать, утешилась. Хороший родитель чувствует - непослушание ведёт к погибели, и не гордыня, а страх за чадо заставляет его стоять на своём. Но не одни дети виноваты сегодня в непослушании и непочтении. «О родитель, какую на тебя заботу возложил Господь...» - сказал Иоанн Златоуст. Но верно ли это понимается? 

Несколько лет назад я оказался в университете на встрече, где присутствовали матери - педагоги со стажем, учёными степенями - и их дочери-студентки. Девушки были безапелляционны в суждениях, твёрды, дерзки, матери тушевались. Поразило, как легко они отдают власть, инициативу, ссылаясь на то, что время сейчас такое. Какое? В Ветхом Завете рассказывается, как один первосвященник - Илий - не пытался вразумить сыновей. Они тоже были священниками, надмевались над народом, обирали его, а Илий молчал. И когда пришло известие, что сыновья его погибли через своё нечестие, упал, сломав спину, и умер. Времена, может, и меняются, но не законы природы. Тот, кто, пренебрегая гравитацией, бросится вниз с высокого здания, разобьётся. Кто сунется в трансформаторную будку, получит удар током. Родитель, по слабости своей не прививающий детям почтения к заповедям, пожнёт самые горькие плоды. 

На глазах распадается связь времён. Но счастливы те, кто сохранил старые понятия о семье, как должно в ней друг другу относится. Крестили, помню, младенца Александра в сороковой день его жизни. Просьба совершить таинство застала меня врасплох. И когда после совершения обряда мы разговорились с бабушкой новокрещённого, я посетовал: «Даже звонаря позвать не успели». «А детям можно звонить?» - вдруг спрашивает она. «Можно», - отвечаю... Через минуту-другую вижу: спешат Филипп, Иоанн, Сергей, Никита и ещё двое малышей, всей гурьбой взлетают на колокольню. И ведь это только начало - первые внуки, будут ещё. Род процветает. Радостно, что есть ещё такие у нас люди, кто помнит: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, даёт тебе». 

игумен Игнатий (Бакаев)

 

Владимир Легойда о творческой любви

Есть несколько видов человеческой деятельности, о которых можно сказать, что это не столько работа, сколько служение. Традиционно к ним относятся священник и врач. И учитель.

Дело здесь не только в том, что постоянное взаимодействие с людьми требует особой ответственности, в частности, требует, чтобы твое настроение не влияло на качество работы, — только представьте себе вставшего не с той ноги хирурга, который в раздражении что-нибудь не то по ошибке отрежет. Дело прежде всего в том, что ты имеешь дело с людьми и в какой-то мере отвечаешь за их душу, за их дальнейшую жизнь.

Как-то один коллега признался: «Я не люблю детей». Причем сказал это человек, в профессионализме которого у знакомых с ним педагогов сомнений не возникало. Мне же при его словах вспомнилась фраза из фильма Андрея Эшпая «Шут»: «Я психолог по призванию, а она — по недоразумению». Я, конечно, не хочу сказать, что такой вот «учитель по недоразумению» не имеет права преподавать, но становится тяжело на душе, если представить себя на месте его учеников. И не помогают никакие оговорки вроде того, что-де, мол, преподает он свой предмет, который неплохо знает, и умеет излагать доходчиво: на человека перед классом (или перед аудиторией) класс или аудитория смотрит прежде всего как на человека. И учащиеся (как и прочие люди) очень хорошо умеют различать, кто к ним относится хорошо, а кто — не очень. И если в первом случае платить взаимностью не очень-то умеют (а кто их научил-то?), то во втором платят всегда, а бывает, что и с избытком.

Итак, получается, что нам следует поговорить о любви. На чем же основана эта любовь и в чем она проявляется?

Современная потребительская культура, к примеру, выводит достаточно простую формулу любви: главное, чтобы ваши амбиции и характеры совпадали, а если не так, то нужно другого человека разными средствами «отформатировать под себя» — и чем больше он будет похож на тебя, тем больше радости и комфорта он тебе принесет.

Если спроецировать эту формулу на отношения учитель-ученик, то получится, что преподаватель с самыми лучшими намерениями всего-навсего штампует себе подобных. И тут уж ему некогда задуматься о том, кто же такой он сам, то есть заняться самопознанием, без которого не бывает развития личности…

Ранее я не случайно упомянул о близости служения учителя и священника. Священноисповедник протоиерей Роман Медведь говорил, что главная задача пастыря — «так воспитать душу, чтобы она сама могла стать пред Господом и вполне свободно и сознательно избрала добро». Не сходна ли с этим задача педагога — так научить мыслить и воспринимать информацию, чтобы ученик в дальнейшем смог стать самостоятельно думающим человеком? Не является ли патологический успех бредовых откровений Фоменко суровым обличением школьного преподавания истории (прежде всего, конечно, программы)?

И не в том ли любовь к ученику, чтобы одарить его не просто истиной, но и умением отличать истину от лжи?

Никто не спорит, педагог (и священник) должен быть личностью, — но при этом обладать умением давать свободу ученику. Так, священник должен приводить человека ко Христу, а не к себе, и его деятельность неизбежно потерпит крах, если дорога духовного чада к Богу на нем же самом и обрывается. То же и в случае с учителем, который сделал из себя самого точку опоры для ребенка, а ребенок вышел в мир и остался в нем без всякой опоры. Очень важно зажигать людей, но зажигать их тем, что больше тебя самого. В этом, возможно, и заключается талант и призвание учителя, — талант, требующий строгого и предельно вдумчивого с ним обращения.

Талант любви ответственной и знающей свои пределы. Ведь именно любовь может способствовать тому, чтобы учитель стремился не возобладать над учеником во всех отношениях и во что бы то ни стало, но помочь ему, и для этого, если нужно, умалить масштабы своей личности.

Один знакомый священник, словно бы продолжая слова священно­исповедника Романа Медведя, сказал: «Задача священника — привести человека к Богу на его уровне». Смысл этой фразы в том, что следует понять человека, тем более маленького и зависимого; понять, что в нем есть и что может быть раскрыто, — и это раскрыть. Но такая роль священника (и преподавателя) сопряжена как с большими усилиями, так и с большими опасностями, потому что он имеет дело не с глиной и не с машиной, а с человеческой душой.

Есть замечательный фильм «Общество мертвых поэтов»: в колледж приходит новый учитель, который просто взрывает представления детей о литературе. Он зажигает им сердца, они проникаются любовью к тому, что он им прививает, он раскрывает в них таланты, может быть, ими до конца не осознаваемые. Но развязка фильма повествует совсем не о блестящей судьбе учеников такого замечательно преподавателя, а о самоубийстве одного из детей, пытавшегося избежать конфликта с отцом. И эта катастрофа — в том числе и катастрофа самого учителя. На этот раз очень уместно сравнить преподавателя с врачом: не там отрезал, не так поправил — и человек умер, причем не метафорически…

Возможно, одна из самых важных вещей, которую я понял за годы преподавания в вузе, — никогда нельзя предугадать, как отзовутся в ребенке (да, в ребенке, хотя по закону он уже взрослый, он студент) твои слова, что возьмет он от тебя, если возьмет вообще. Можно снова вспомнить служение врача. Он обследовал человека, дал ему рекомендации и отпустил, у него, в конце концов, есть другие пациенты. А если человек не исполнил предписанного, плюнул на все — можно негодовать сколько угодно, но изменить ситуацию — это вряд ли. Так и учитель старается сделать все для ученика, но рано или поздно тот пойдет по жизненному пути сам.

У преподавателя не должно быть синдрома начинающего миссионера, который каждую неудачную беседу с человеком воспринимает как катастрофу и конец света: как же так, он два часа беседовал с человеком, а тот ничего не понял, он его не переубедил, к тому же тот еще и ушел раздраженный?

Да, учитель не должен относиться к таким неудачам спокойно, не должен успокаиваться, но в то же время ему следует четко осознавать пределы и возможности своего влияния, быть мудрым и трезво оценивать не только свои возможности, но и личностные характеристики ученика, для того чтобы каждый раз заново решать, каковы могут быть оптимальные средства педагогического воздействия.

И если подытожить тему любви, которая уравнивает учителя и священника, то любовь эта — творческая.

…Христа зачастую называли Учителем — именно поэтому первые христиане назывались учениками. Но не все, кто слушал Его, последовали за Ним, и было бы большой интеллектуальной и духовной гордыней рассчитывать на больший результат. И, тем не менее, мы знаем, что именно благодаря всего лишь нескольким апостолам, то есть ученикам, сохранившим верность своему Учителю, дошли до нас Его слова, Его учение о Любви.

Владимир Легойда 
Сайт журнала "Фома": http://foma.ru/o-tvorcheskoj-lyubvi.html
#Фома_чтение

 

3 окт 2017 в 13:19

В скорбные минуты

Жизни нашей надо чаще к Богу прибегать,

Возносить Ему свои молитвы,

Никогда не стоит унывать.

Ведь Господь нас бесконечно

Любит,

И готов всегда нам помогать,

А унынье только душу губит,

Сердцем нашим хочет обладать,

Но Господь развеет мрак печали,

И подаст нам снова силы жить,

Только б мы Его не огорчали,

Сердцем всем стремясь Ему служить,

Он поможет нам средь скорбной бури,

И за ночью вновь придёт рассвет,

Не теряйте никогда надежды-

Невозможного для Бога в жизни нет.

 

Конечно, надо понять, что такое эта любовь к себе. Это не любовь хищного зверя, который считает, что все вокруг существует для него, который рассматривает всякого человека как возможную добычу, который все обстоятельства рассматривает только с точки зрения самого себя: своей выгоды, своего удовольствия и т.д. Любовь к себе – что-то гораздо большее. Когда кого-нибудь любишь, желаешь ему добра; чем больше любишь, тем больше добра ему желаешь. Я говорю о большем добре, а не о большем количестве добра. Мы желаем любимым самого высокого, самого светлого, самого радостного. Мы не желаем им большего количества тусклой мелкой радости, мы желаем им вырасти в такую меру, чтобы их радость была великая, чтобы в них была полнота жизни. Вот с этой точки зрения надо уметь и себя любить.

Так бывает с каждым из нас. В нас есть свойства, которые неприглядны, но в данное время ничем не могут быть заменены. Человек, который труслив, с радостью назовет свою трусость кротостью и смирением. Ни в коем случае нельзя ему дать это сделать. И когда у нас самих есть это поползновение перекраситься, назвать трусость смирением, назвать жадность любовью, надо остановиться и сказать: нет, не лги! Будь правдив! Потому что то, чем ты являешься, - это настоящий человек, а тот фальшивый образ, который ты стараешься создать о себе, сплошная ложь, такого нет, и поэтому этот несуществующий человек никогда никем стать не сможет. Тогда как тот человек, которым ты являешься, который тебе, возможно, даже очень не нравится, может измениться к лучшему.

Мы должны относиться себе, как художник относится к материалу: принимать в учет все свойства этого материала и на основании этого решать, что можно сделать. Как художник должен проявить большое понимание своего материала и иметь представление о том, что он хочет из него сделать, так и человек, не отвергая в себе ничего, трезво, смиренно принимая себя, какой он есть, должен одновременно иметь высокое представление о Человеке, о том, чем он должен стать, чем он должен быть.

Нужна готовность бороться, готовность побеждать, готовность творить ту красоту, которую он задумал или в которую поверил. Подвигом, вдохновением, упорным трудом строится человек; и человек должен себя так любить, так ценить, так уважать свое достоинство человеческое, чтобы понимать: нет такого усилия, которое не стоило бы приложить для того, чтобы стать достойным своего человеческого призвания.

Митрополит Антоний Сурожский.